Особенно,... 
73 
— Я должна быть тут, — прошептала она, мерно раскачиваясь и не сводя глаз с мужа. — Он мертв, Аттик! Разве это возможно? Он мертв! Как мне смотреть в глаза детям? Что мне им сказать?
Аттик нашел взглядом Куриона и кивнул ему.
— Твоя мать все скажет им, Фульвия. Ступай, отдохни.
Курион поднял ее, повел, и она подчинилась. Прежде строптивая, упрямая, непокорная, она сделалась неожиданно кроткой. На пороге ноги ее подкосились. Аттик подскочил к Куриону, и они вдвоем внесли Фульвию в дом.
Секст Клелий, руководивший бандами Клодия в эти дни, пройдя учебу у Децима Брута, не мог похвастать древностью рода и не входил в состав «Клуба Клодия», однако все знали его. И, пребывая в состоянии ступора, охотно позволили ему взять роль распорядителя на себя.
— Я предлагаю отнести тело Клодия на Форум, — непререкаемым тоном произнес он. — Весь Рим должен видеть, что сделал Милон с человеком, затмевавшим его, словно солнце луну.
— Но сейчас темно! — возразил невпопад Попликола.
— Не на Форуме. Слух уже пущен, факелы зажжены. Беднота собирается. Эти люди должны знать, что случилось с защитником их неотъемлемых прав!
Карта 3. Римский Форум.
— Да, — сказал вдруг Антоний и скинул тогу. — Давайте возьмитесь кто-нибудь за ручки со стороны ног, а я возьмусь с головы.
Децим Брут неутешно рыдал, поэтому к мертвецу поспешили Попликола и Помпей Руф.
— Что с тобой, Бурса? — сердито спросил Антоний, едва удерживая накренившиеся носилки. — Неужели не видишь, что Попликола короче Руфа? Встань за него!
Планк Бурса кашлянул.
— Вообще-то мне надо бы забежать ненадолго к жене. Она у меня прихворнула.
Антоний нахмурился, скаля мелкие зубы.
— Какая там жена, когда наш друг мертв? Ты что, Бурса, спятил? Живо смени Попликолу. Или узнаешь, каково было Клодию, когда я возьмусь за тебя!
Бурса подчинился.
Слухи действительно уже ширились. По улицам двигались толпы людей с факелами. Они расступались перед носилками, издавая возмущенные восклицания.
— Видите? — громко вскрикивал Клелий. — Видите, что с ним сделал Милон?
Рокот толпы все нарастал и усилился втрое, когда тело Клодия стали спускать с холма. Настоящий атлет, Марк Антоний повернулся, вскинул свой край носилок над головой и так, спиной, пошел по лестнице вниз, не оборачиваясь и ни разу не оступившись. Его рыжеватые кудри пылали в отблесках факелов. Форум притих. Женщины плакали, мужчины стонали.
Через всю площадь носилки пронесли к ростре и выставили на всеобщее обозрение. Клелий обнял за плечи маленького рыдающего старичка.
— Вы все знаете, кто это, так ведь? — громко вопросил он. — Это Луций Декумий! Самый старинный и самый преданный сторонник Клодия, давний его помощник и друг! — Клелий взял Луция за подбородок и приподнял залитое слезами морщинистое лицо. — Видите, как он горюет? А теперь посмотрите на них!
Он повернулся и указал пальцем на курию Гостилия, дом Сената, на чьих ступенях собралась небольшая группа сенаторов: радостно улыбающийся Цицерон, печальные, но не убитые горем Катон, Бибул и Агенобарб, и выглядевшие встревоженными Манлий Торкват, Луций Цезарь и параличный Луций Котта.
— Видите их? — кричал Клелий. — Видите предателей Рима? Посмотрите на Марка Туллия Цицерона, он улыбается! Что ж, мы все знаем, что он-то ничего не потеряет от совершенного Милоном убийства!
Клелий, сморгнув, перевел дыхание, а когда вновь взглянул на дом Сената, то Цицерона там не обнаружил.
— О, он, наверное, подумал, что он — следующий! Ни один человек не заслуживает смерти больше, чем великий Цицерон, который казнил римских граждан без суда, пока его не остановил тот, кто лежит перед вами. Иссеченный, истерзанный своим злейшим врагом. Но Сенат тоже желал его смерти! Все, что предлагал Публий Клодий, Сенат отвергал! Кто же они, эти презренные себялюбивые мерзавцы? Почему мы их терпим? Почему они ставят себя выше нас? Выше меня! Выше мудрого Луция Декумия! Выше даже Публия Клодия, который вас всех от них защищал!
По толпе пошли завихрения. С каждым словом Клелия шум возрастал.
— Он бесплатно раздавал вам зерно! — кричал Клелий. — Он возвратил вам право собираться в общины! Он обеспечивал неимущих работой, устраивал для вас игры! — Взгляд его неотрывно сверлил море гневных, пылающих праведным негодованием лиц. — Здесь много вольноотпущенников. Каким другом он был для вас всех! Он хотел наделить каждого римским гражданством с правом полновесного голоса в избирательных трибах!
73 
