Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
304 
— И этот великий Бог живет в воздухе?
— Он, я думаю, живет везде. Вверху, внизу, внутри, снаружи, вокруг, около. Я думаю, что и мы — его часть.
Помпей облизнул пересохшие губы и задал главный вопрос.
— Мы будем жить после смерти?
— А-а! Извечный вопрос. Попытка соотнесения с бесконечностью.
— По определению, боги бессмертны. А мы умираем. Но продолжаем ли потом жить?
— Бессмертие — это не бесконечность. У него много видов. Боги живут дольше нас, но бесконечны ли их жизни? Я думаю — нет. Я думаю, бог рождается, а потом возрождается несчетное число раз. А в бесконечности нет изменений. Она не имеет ни начала, ни конца. Что будет за смертной чертой, я не знаю. Но ты, Гней Помпей, без сомнения, продлишься на этой земле. Твое имя и твоя слава будут жить тысячелетия после того, как ты исчезнешь. Разве это не утешительно? Разве в этом нет приближения к божественной сути?
Помпей ушел раздосадованный. Вот так всегда! Прижми грека, и ничего не получишь. Своего рода шар. Бесконечность.
Он отплыл из Митилен с Корнелией Метеллой, Секстом и двумя Лентулами, по пути изредка причаливая к островам восточной части Эгейского моря, но нигде не останавливаясь дольше чем на ночь. Никто из знакомых ему не встречался, пока корабль не обогнул Ликию и не причалил к Атталии. Там толклись около шестидесяти почтенных отцов из его бывшего окружения. Они ужасно смутились. Но Атталия не подкачала. Она уверила Помпея в вечной преданности и выделила ему двенадцать прочных трирем. Вместе с ними Помпей получил и письмо от Гнея Помпея-младшего, все еще находящегося на Коркире. Как, однако, быстро разносятся вести!
Отец, я разослал такие же письма во множество мест. Пожалуйста, очень прошу тебя, не сдавайся! Об ужасе, какой выпал на твою долю, я узнал от Цицерона. Тот был здесь, но сейчас уже убыл. О негодяй Лабиен!
Цицерон приехал с Катоном и тысячью солдат, оправившихся от ран. Катон заявил, что надо бы переправить это подразделение в Африку, но что сам он, как простой претор, не может взять его под командование, поскольку в наличии имеется консуляр. То есть он недвусмысленно намекнул, что долг Цицерона — возглавить новую волну сопротивления Цезарю. Цицерон, как ты понимаешь, его тут же послал. Он больше не хотел иметь ничего общего ни с дальнейшим сопротивлением, ни с армией, ни с идиотом Катоном. Катон взвился и набросился на обидчика с кулаками. Я еле-еле их растащил. При первой же возможности Цицерон сбежал в Патры, потащив с собой своего брата Квинта, ну и племянника, разумеется. (Квинт с сыном были тогда у меня.) Думаю, сейчас Патры кипят, от их ссор. Катон же посадил людей на мои транспорты и отчалил, намереваясь добраться до Африки. К сожалению, путного лоцмана я ему предоставить не мог. Но посоветовал держать корабли носом к югу, а ветер и волны с течением доделают остальное. Африка широка, он куда-нибудь да попадет.
Но его энтузиазм все же сказал мне, что война с Цезарем далеко не окончена. Сопротивление начинает кристаллизоваться. Видимо, в Африке, поскольку все беглецы устремились туда. Мы живы, бодры и все еще господствуем на море. Пожалуйста, отец, я прошу тебя, собери, какие получится, корабли и приезжай ко мне или в Африку.
Ответ Помпея был краток.
Дорогой сын, забудь обо мне. Я уже ничего не могу сделать для Республики. Мое время прошло. И, говоря откровенно, мне претит мысль опять затевать что-то вместе с Катоном и Лабиеном. Мои гонки закончились. Что ты будешь делать — это твой выбор. Но остерегайся Катона и Лабиена. Один — несгибаемый пустозвон, другой — дикарь.
Корнелия, Секст и я уезжаем. Очень далеко. Куда — не скажу: письмо могут перехватить. От Лентулов, которые сопровождают меня, я надеюсь отделаться, прежде чем им станет известно, куда мы плывем.
Будь осторожен, Гней. Я тебя очень люблю.
В начале сентября Помпей покинул Аттилию скрытно от Лентулов и шестидесяти сенаторов. Он взял лишь три триремы, а девять велел перегнать на Коркиру.
Они ненадолго остановились в киликийской Сиедре, потом направились на Кипр, в Пафос. Префектом Кипра теперь был один из сыновей Аппия Клавдия Пульхра Цензора, и он вполне искренне сочувствовал гостю.
— Мне жаль, что твой отец так безвременно умер, — сказал Помпей.
— И мне, — ответил Гай Клавдий Пульхр, но не очень печально. — Хотя, ты знаешь, он в конце совсем спятил.
304 
