Особенно,... 
94 
В феврале голос Леона Фляйшера вдруг снова напомнил ему тот самый тембр, к которому он привык с самой первой встречи.
— Я «прошел через небольшую операцию», как принято говорить у обреченных на скорую смерть политиков. В результате умирать я буду обычными темпами, а не ускоренными, — объяснил он Солу, — Кстати, о смерти и о политике: цитата из вас на прошлой неделе прозвучала в бундесрате. Перевранная цитата, если быть точным. Вы видели отчет?
— Умирать? От чего?
— Вы начинаете повторяться, Соломон. Обычно это удел поэтов значительно более старших годами. А теперь последние вести от Зуррера. Это нужно было слышать…
Продажа «Фляйшер ферлаг» издательству «Зуррер ферлаг», казалось, стала для Леона Фляйшера страстью буквально всепоглощающей. Его телефонные звонки все больше и больше походили на резюме последних успехов на этом поприще или, скорее, отсутствия таковых, ибо все его кавалерийские атаки и обманные маневры, насколько мог судить Сол, не приводили ровным счетом ни к чему, если не считать положительным результатом все большую и большую запутанность всего этого дела. Энтузиазм Фляйшера по поводу этих переговоров был положительно неиссякаем, но ничуть не заразителен. Он от души смеялся в Вене, радуясь собственной изворотливости, в то время как Сол в Париже трудил голову, пытаясь понять, почему именно этот пункт соглашения должен вызывать чувства настолько сильные. Он возобновил свою охоту за квартирой и в конечном счете нашел одну, в шестнадцатом округе: единственное, что говорило в ее пользу, так это что у Сола она с самого начала не вызывала отвращения настолько же явного, как все прочие, которые он уже успел к этому времени посмотреть. Освободиться она должна была только в мае. В середине апреля он поднял с полочки в коридоре «Отеля д'Орлеан» телефонную трубку и услышал в ней женский голос.
— Я могу поговорить с господином Мемелем?
— Уже говорите. А могу я поинтересоваться, с кем имею честь?
— Ингеборг Фляйшер, господин Мемель. Я жена Леона Фляйшера.
— Жена? А я даже и не знал… Простите, фрау Фляйшер, но я и понятия не имел, что… Простите меня.
— Я никогда не вмешивалась в дела мужа, господин Мемель.
Уголком глаза Сол заметил, что в дверь кто-то вошел и замешкался в полутьме.
— Вплоть до нынешнего момента, — продолжала между тем жена Фляйшера, — когда не вмешаться я уже просто не могла. Я обзваниваю всех авторов, сотрудничавших с «Фляйшер ферлаг», чтобы известить их о том, что издательство продано «Зуррер ферлаг». «Зуррер ферлаг» принимает на себя все обязательства по контрактам, подписанным моим мужем, о чем в ближайшее время и пришлет вам официальное уведомление. Но мне хотелось связаться с авторами раньше их. Мне кажется, Леон одобрил бы этот мой поступок.
Сол почувствовал, как по спине у него пробежала ледяная волна.
— Прошу вас, простите меня, фрау Фляйшер, но не хотите ли вы сказать, что Леон…
— Мой муж умер позавчера ночью, господин Мемель, от осложнений, возникших в результате рака гортани.
— Но он же сделал операцию, — вскинулся Сол, — Он сам сказал мне, что пошел на поправку.
— Операция была неудачной.
Фигура, зависшая в коридоре, по-прежнему никуда не уходила. Наверняка кто-то из жильцов ждет, пока освободится телефон, подумал Сол. И повернулся к ожидающему спиной.
— Мне очень жаль, фрау Фляйшер. Без вашего покойного мужа я бы никогда не…
— Я понимаю, господин Мемель. Многие из тех писателей, чьи книги публиковал мой муж, могли бы сказать то же самое, но я знаю, что Леону было бы особенно приятно услышать благодарность за поддержку именно из ваших уст.
— Мне действительно очень жаль, — снова сказал Сол.
Повисла неловкая пауза.
— Господин Мемель, — проговорила наконец женщина. — Мне, право, очень неловко это говорить, но я никогда не разделяла интересов своего мужа.
Ингеборг Фляйшер немного помолчала.
— Я крайне редко читаю книги, которые он публикует. Почти никогда. Книги вообще не слишком меня занимают.
Вот теперь Сол вполне мог ее себе представить. Ингеборг Фляйшер была женщина простая, с добрым лицом и светло-русыми волосами, которые она завивала раз в неделю. Муж постоянно ставил ее в тупик; впрочем, по-своему она им гордилась. И вот теперь он взял и исчез, в последний раз поставив ее в тупик. Сол явственно слышал в ее голосе нотку паники — и обиды.
94 
