Чуть дальше по улице одетый в черный мундир офицер о чем-то говорил с изысканно одетой молодой женщиной, стоя возле одноэтажного домика, на который Сол раньше практически не обращал внимания. Значит, и там тоже жили евреи, отметил он для себя и начал прикидывать, знал он их в лицо или нет. Возле дома стояла большая, доверху нагруженная телега. Двое мужчин как раз собрались заколачивать двери. Он почувствовал, как ударилось об ногу лежащее в кармане пресс-папье. Он пошел по улице, низко опустив голову. Руки и ноги стали вдруг ватными. Самое главное сейчас — ни о чем не думать.
— Не думай, — стал бормотать он себе под нос и едва удержался, чтобы не хихикнуть. — Не думай, — Он чувствовал, что сейчас рассмеется, — Не думай и не смейся, — продолжал бормотать он.
И не останавливайся, и не беги, и не уходи отсюда, и не оставайся здесь, и не возвращайся — что там еще?
— Эй ты! Что ты сказал? А ну-ка иди сюда!
Ни на что не надейся. Вот это и имел в виду Якоб. Отец и мать это поняли. А он не понимал, до настоящего момента. Он повернулся лицом к немецкому офицеру. Его бессмысленные документы лежали в том же кармане, что и его бессмысленное пресс-папье. Ему вдруг показалось, что он долго-долго карабкался на какую-то жуткую отвесную скалу и вот сорвался. Он падал спиной вперед в пустоту, и эта пустота казалась успокоительной и мягкой. Несколько мгновений он наслаждался этим внезапным чувством покоя.
— Сол! Вот ты где, наконец-то! — воскликнула, обернувшись, девушка.
— Это он? — с сомнением в голосе спросил офицер.
Это был низенький краснолицый человек. Мундир у него на груди был натянут, как на барабане. А девушка была — Рут.
Рут кивнула и потянулась, чтобы развернуть Сола в ту сторону, откуда он пришел.
— Бормотать себе под нос — еще не самая дурная из его привычек, — с улыбкой объяснила она. — Ты что, адреса запомнить не в состоянии? — Это уже Солу, с упреком в голосе. — Давай, давай. Мы и без того уже опаздываем.
Она повела его по улице, а за спинами у них загрохотали молотки.
— Что ты тут делаешь, да еще с немецким офицером? — спросил он, когда они отошли на безопасное расстояние. — Куда мы опаздываем?
— Ничего. Никуда, — ответила Рут.
Лицо у нее было накрашено, губы накрашены, как и в прошлый раз. Глаза подведены тушью, но тушь была какая-то не очень черная, и ей это совсем не шло. Пока они лавировали между людьми, которые потрошили дома, Сол смотрел на окна и на крыши. Старшие в каждой группе уже закурили сигареты. Акция подошла к концу.
Когда они дошли уже до середины улицы, Рут еле слышным шепотом попросила его вести себя менее вызывающе. Он посмотрел на нее. На жакете у нее было что-то лишнее, на лацкане — и свисало вниз. Слюна, понял он, и им вдруг овладело странное чувство смущения: он не знал, как ей об этом сказать.
— Документы свои можешь выбросить. — Как только они вышли на главную улицу, она стала говорить, не глядя на него— Если хоть кто-то их проверит, тебя арестуют тут же. Твоих родителей взяли еще в субботу.
Он до сих пор слышал стук молотка, хотя теперь — едва-едва.
— А Якоб так и не пришел, — сказал он.
Это было длинное и тонкое пятно серебристого цвета.
— Поворачивай здесь.
— Куда мы идем?
— Не важно.
Они медленно двинулись по какой-то немощеной улочке, названия которой Сол никак не мог вспомнить — а может быть, никогда и не знал. По сторонам стояли одноэтажные домишки, и перед каждым — огород. Солнце успело взобраться повыше, но воздуха не согрело ничуть. Лацкан у Рут был чистый. Должно быть, сама заметила и стряхнула, подумал он и успокоился.
— Где я теперь буду жить? — подумал он вслух.
Может быть, на фабрике, на которой он уже провел две ночи кряду. Места там хватит. Или еще где-нибудь.
Рут остановилась.
— Жить? Сол, если ты здесь останешься, тебя все равно убьют; ты что, после всего, что случилось за эти дни, так ничего и не понял? — Она помолчала, потом продолжила, уже спокойнее, так, словно разговаривала сама с собой: — С другой стороны, а откуда тебе обо всем этом знать?
Он покачал головой.
— Кто-то… — Самое время сказать про эту слюну на лацкане, хотя ее там уже и нет. Все равно нужно ей сказать. — Кто-то плюнул в тебя, на жакет.
Лицо у нее как-то странно дернулось. И он вдруг понял, что она вот-вот расплачется.
— Там уже нет ничего, — добавил он.
— Ты еще. Только не ты, Сол. Прошу тебя! — Она остановилась, повернулась к нему и положила руки ему на плечи.