Особенно,... 
73 
Он молчал, как если бы не мог сформулировать ответ. Затем тихо спросил меня:
– А как ты думаешь, почему?
– Потому, что я молился?
– Да, – холодно отозвался он. – Да! И еще потому, что они пришли ко мне по твоему поводу.
Глаза у меня расширились от удивления. Я почувствовал, как их заливает свет. Но этот свет не причинял ни малейшего вреда. Тихий приятный шум наполнил мне уши.
По обе стороны от него появились Рамиэль и Сетий; их кроткие, более умиротворенные глаза внимательно смотрели на меня.
Мастема снова слегка поднял брови, поглядев на меня сверху вниз.
– Фра Филиппо пьян, – сказал он. – Когда очнется, напьется снова, пока не прекратится боль.
– Только дураки могли подвесить на дыбе такого великого художника, – сказал я, – но вы уже знаете, что я думаю по этому поводу.
– Ах, так же думают и все женщины во Флоренции, – сказал Мастема. – И таковы мысли тех, кто платит за его картины, если их разум окончательно не поглотила война.
– Да, – согласился Рамиэль, умоляюще вглядываясь в Мастему. Они были одного роста. Но Мастема не обернулся, и Рамиэль подошел немного ближе, чтобы перехватить его взгляд. – Если бы их всех столь не увлекла эта война.
– Война – это мир, – произнес Мастема. – Я уже спрашивал тебя, Витторио ди Раниари, ты знаешь, кто я такой?
Меня трясло, но не из-за этого вопроса, а потому, что они втроем пришли ко мне, и вот я стою перед ними, всего лишь простой смертный, а весь земной мир вокруг нас, кажется, спит.
Почему ни один монах не спустился в коридор, чтобы посмотреть, кто шуршит в библиотеке? Почему не объявился ни один ночной страж, чтобы узнать, почему по коридору проплывает сияние свечей? О чем так бессвязно бормочет этот мальчик?
Может быть, я сошел с ума?
Совершенно внезапно мне в голову пришла нелепая мысль, что если я правдиво отвечу на вопрос Мастемы, то, стало быть, не лишился рассудка.
Эта мысль заставила его коротко рассмеяться – не угрожающе, но и без особого веселья.
Сетий смотрел на меня со свойственным ему искренним участием. Рамиэль молчал, но снова взглянул на Мастему.
– Ты тот ангел, – проговорил я, – которому Господь дал право владеть этим мечом. – Ответа не последовало. Я продолжил: – Ты тот ангел, который сразил первенца в Египте. – Ответа снова не поступило. – Ты – ангел, тот ангел, который может отмстить.
Он кивнул, но только глазами: они открылись и закрылись снова.
Сетий притянулся к нему поближе, касаясь губами его ушей.
– Помоги ему, Мастема, давай поможем ему все вместе. Филиппо сейчас все равно не может воспользоваться нашим советом.
– Это почему же? – потребовал ответа Мастема от стоявшего рядом ангела и взглянул на меня.
– Господь никогда не давал мне разрешения наказать этих твоих демонов: Никогда Господь не говорил мне: «Мастема, умертви всех этих вампиров, лемуров, гусениц, всех этих пьяниц-кровососов». Никогда Господь не говорил со мной, чтобы повелеть: «Подними свой могучий меч, чтобы очистить мир от этой скверны».
– Прошу тебя, – сказал я. – Я, смертный человек, всего лишь мальчик, умоляю тебя. Убей их, вычисти их гнездо своим мечом!
– Я не могу сделать этого.
– Мастема, ты можешь, – заявил Сетий.
– Если он говорит, что не может, значит, не может! – возразил ему Рамиэль. – Почему ты никогда не вслушиваешься в то, что он говорит?
– Потому что знаю, что его можно растрогать, – без всякого промедления ответил Сетий своему собрату. – Я знаю, что он может, как и Господа, его можно растрогать мольбами.
Сетий смело встал перед Мастемой.
– Возьми снова эту книгу, Витторио, – сказал он, выступая вперед. И сразу же огромные пергаментные листы – а они и на самом деле были нелегкими – затрепетали. Он передал ее в мои руки и отметил место бледным пальцем, едва прикасаясь к густому черному письму.
Я стал читать вслух:
«А потому Господь, сделавший явью чудеса Небесные и Земные, никогда не относился пренебрежительно к сотворению зримых чудес и в Раю, и на Земле. И тем Он пробудил душу, до того занимавшуюся только видимыми делами, к поклонению Ему Самому».
Его палец двигался дальше, и мои глаза следовали за ним. Я читал слова Господа:
«Для него не было различия между тем, как он видел нас молящимися, и тем, как он слушал наши молитвы, ибо, даже если слышали его ангелы, это Он Сам вслушивался в души молящихся».
Я остановился, глаза мои налились слезами. Он забрал у меня книгу, чтобы уберечь ее от моих слез.
73 
