230 
Молодой человек развернулся, и острие рапиры кольнуло его в левое плечо, погрузившись до кости. Казио с криком выставил вперед другую руку. З'Акатто, развернув клинок, быстро его отдернул, и в мгновение ока фехтовальщики уперли оружие друг другу в грудь.
– Исполним прием двух вдовцов? – прорычал з'Акатто.
– Мы с тобой не женаты, – задыхаясь, ответил Казно, чувствуя, как пропитывается кровью его сорочка.
Они продолжали стоять в том же положении довольно долго, и Казио уж было начал думать, что учитель все-таки собирался вонзить в него клинок. Он уже ярко представил себе, как сталь проникает ему в сердце.
Но з'Акатто в конце концов бросил свою рапиру.
– Ба! – произнес он, когда тот упал на каменный пол. Казио с облегчением плюхнулся на стул, хватаясь за свое плечо.
– Я думал, ты собираешься меня прикончить, – сказал он, немного отдышавшись.
– Я тоже так думал, – глаза з'Акатто все еще кипели гневом. – Послушай, парень, – слегка успокоившись, добавил он. – Ты хорошо владеешь клинком. Но ты не дессратор. У тебя нет того, что нужно, вот здесь, – он постучал себя по груди.
– Тогда научи меня.
– Я пытаюсь. Но не могу. – Он опустил голову. – Давай перевяжем твою рану. А мне нужно промочить горло. Да и тебе тоже.
Вскоре они сидели на веранде, перед ними стояла одна пустая бутылка из-под вина, а вторая была наполовину выпита. Этого почти хватило Казио, чтобы забыть о боли в плече. Снующие вокруг слуги развешивали повсюду фонарики, флажки и гирлянды из сухих цветов.
Орчавия тоже была погружена в предпраздничные заботы. На ней было платье лимонного цвета, вышитое золотыми розами.
– Ну у вас и вид! – воскликнула она. – И как вам вино этого года? Оно далеко не лучшее в наших краях.
– Уж мне ли не знать! – ответил з'Акатто. – Самое лучшее вино уродилось в том году, когда барон Ирниничио стал меддиссо Семи городов.
– Верно, – согласилась графиня. – В один прекрасный день твое путешествие по моим подвалам вольно или невольно приведет тебя к нему. Хотя я очень сомневаюсь в этом. – И, повернувшись к Казио, графиня добавила: – А что касается тебя, то я могла бы тебе помочь.
– Графиня?
– Девушки из обители Милосердия соберутся у нас завтра вечером.
– Что это значит? – удивился з'Акатто. – Если что-то этому парню и нужно, то никак не общество монашек. Он и без того чересчур рассеян.
– Да, но что, по-твоему, сделало его таким? – спросила Орчавия.
– Ах, вот оно что! – взорвался з'Акатто. – Теперь понятно. Мы уже это проходили, когда ты увивался за той девчонкой из рода Бретитти. Тогда у тебя было такое же глупое выражение лица. Неудивительно, что ты даже толком не можешь держать рапиру.
– Да нет никакой девушки, – продолжал возражать Казио, чувствуя, что его все больше припирают к стенке.
– Ну конечно, нет, – согласилась Орчавия. – Даже если бы и была, ты все равно бы ее не увидел на моем вечере. Потому что местра монастыря запрещает девушкам встречаться с молодыми людьми. Для обслуживания гостей мне придется нанять кого-то из деревни, а своей прислуге дать выходной. Но очень может быть… что одна юная особа захочет уединиться в лавандовом саду. Только для этого мне надо знать, как она выглядит.
Кивнув, Казио отпил еще немного вина. В голове у него все поплыло, и он смягчился.
– Никакой девушки нет, – повторил он. – Но поскольку вы собираетесь устроить мне свидание, то пусть это будет белокожая красавица с рыжими волосами. Словом, северянка. Я всегда мечтал об одной из таких.
Орчавия расплылась в столь широкой улыбке, что Казио подумал, что ее голова вот-вот расколется пополам.
– Я подумаю, это можно будет сделать, – ответила она.
З'Акатто допил остаток вина одним большим глотком и, вздохнув, произнес:
– Ничего хорошего из этого не выйдет.
4. Свидание
– Это вы, госпожа Фастия? – в изумлении произнес Нейл.
Принцесса стояла посреди комнаты в отблесках лунного света с распущенными, отливавшими шелковым блеском волосами.
– Я… – потупившись, откликнулась Фастия, но потом вдруг ахнула и, прикрыв рукой рот, смущенно добавила: – Сэр Нейл, я вижу, вы не одеты.
Едва опомнившись от удивления, он торопливо огляделся, с ужасом обнаружил, что принцесса права, и, потянув на себя простыню, поспешно завернулся в нее. С одной стороны, ему было стыдно за свое замешательство и за то, что Фастия застала его в таком виде. С другой – он благодарил судьбу за то, что ночью в его комнату проникла именно прекрасная Фастия, а не преступник, замысливший покушение на жизнь королевы.
230 
