— Как Стелла?
— Замечательно, — ответила Габриель.
— Это понятно, но как она?
Габриель, которая видела Стеллу утром, задумалась.
— Она говорит только абсолютно точные вещи. Не знаю, как она себя чувствует, но, что бы она ни говорила, она прилагает титанические усилия, чтобы это звучало правильно. Она заботится о собственном достоинстве; для нее это вроде добродетели. А что вы сами к ней не сходите?
— Я у нее был. Меня интересует ваше мнение.
Стелла не принадлежала к числу поклонников отца Бернарда, хотя он славился своим умением очаровывать людей. Стелла в отличие от Брайана не питала неприязни к священнику, но относилась к нему подозрительно. Она не верила в Бога. Правда, в Него не верили многие из поклонников отца Бернарда.
— Что она сказала? — спросила Габриель.
Вопрос был вызван бездумной ревностью. Габриель часто впадала в бездумную ревность.
— Мы поговорили. Она говорила мало. Я говорил мало. Посидел. Ушел.
— Ей это было очень приятно.
— Не знаю.
Не разочарован ли отец Бернард, подумала Габриель, что ему не удалось ничего вытянуть из Стеллы. Брайан говорил, что священник вечно рыщет, пытаясь охмурить людей, попавших в беду.
— Насчет Джорджа… если вы хотите от меня услышать, как все было по правде, я не знаю, то есть я знаю только…
— О, по правде… кто же знает, как все было по правде… один только Бог.
Джордж тоже не принадлежал к числу поклонников отца Бернарда, но, по мнению Габриель, он был более легкой добычей для чар священника, чем Стелла. Во всяком случае, Габриель с удовольствием представила себе окончательно отчаявшегося и сломленного Джорджа, повинующегося отцу Бернарду.
— Как вы думаете, что это было? — спросил он.
— Конечно, несчастный случай.
Удивительно, с какой готовностью люди, в том числе Габриель, думали о Джордже плохо. На самом деле Габриель была уверена, что Джордж все сделал нарочно, и ее завораживала мысль, что он почти намеревался убить Стеллу. Она только единожды, недолго, видела Джорджа в приступе ярости, он орал жене: «Я тебя убью!» Зрелище было жуткое. Габриель знала: Стелла никогда не простит ей этого взгляда на закулисную сторону. Стелла пыталась скрывать, что Джордж с ней жестоко обращается, точно так же, как пыталась (безуспешно) скрывать его измены. Еще ему случалось кидаться на людей, чем-то ему не угодивших, — на цыганку, кондуктора автобуса, студента, а может, и других; одна из возможных формулировок, описывающих это поведение, была «буен во хмелю». Однажды ему грозило обвинение в нанесении тяжких телесных повреждений, но хитроумный Робин Осмор уладил дело без суда. По убеждению Алекс, Джордж просто попивал, в простительных количествах, но мало кто разделял это убеждение. Общепринятые нормы вежливости для него не существовали в принципе, и многие видели в этом признак коренного отсутствия морального начала. Казалось, барьеров, инстинктивно воздвигаемых цивилизованными людьми, для Джорджа просто нет. Люди его боялись, и Брайан не единственный считал, что «Джордж способен на что угодно». Люди чуяли в нем монстра и, без сомнения, хотели, чтобы монстр был. Но есть ли тому доказательства?
— О нем все плохо думают, — сказала Габриель.
— Людям нужен козел отпущения. Кто-нибудь, кто всегда под рукой[16]. Официально признанный большим грешником, чем все остальные.
— Совершенно верно. Может, оттого, что мы так про него думаем, он действительно становится хуже. Но я уверена, что он ужасно обращается со Стеллой.
— Вы же сказали, что это был несчастный случай.
— Конечно… но я думаю… ей надо от него уйти.
— Потому что он может ее убить?
— Нет — чтобы остаться одной и начать новую жизнь. Она одержима Джорджем, она тратит себя понапрасну, и ее любовь не идет ему на пользу, а только злит. Ее любовь — как долг, что-то невещественное, смесь идеализма и ужасной самоуверенности. Она думает возвысить его. А ей бы встать на колени рядом с ним.
— Вы ей об этом говорили?
— Конечно нет! Она слишком гордая, самая гордая из всех, кого я знаю. Хорошо бы вы поговорили с Джорджем.
— И что я с ним сделаю?
— Его надо победить, сломать, довести до слез.
— Слез облегчения и раскаяния?
— Вы можете его спасти, Джорджа можно спасти любовью, только не такой, как у Стеллы, другой. Его уродство — это мольба о любви.