— Может быть, он не знает.
— Какая-нибудь добрая душа ему непременно рассказала. Если никого не нашлось, значит, этот наглый редактор позаботился.
— Он не наглый. Он просто написал и спросил, не хочу ли я дать интервью.
— Мне его тон не понравился. И тебе тоже.
— Если б только у Джона Роберта был телефон.
— Ты же знаешь, он не любит телефонных звонков. И вообще, что бы мы ему сказали?
— Это ничего, много шума из ничего, мы развели мелодраму на пустом месте.
— Это и была мелодрама.
— Все про это забудут — может, уже забыли.
— Ты не знаешь Эннистона.
— В любом случае, мы же не виноваты, правда, Перлочка?
— Конечно нет.
— Нет, я знаю, что мы не виноваты, но все-таки иногда чувствую, что виноваты. Ты понимаешь?
— Да!
— Как ты думаешь, Джон Роберт не решит, что мы сами пригласили Джорджа?
— Конечно нет.
— Очень странно, что он не пришел — хотя бы убедиться, что с нами все в порядке.
— Ну, может, он и вправду не знает.
— Вот видишь, теперь ты сама это говоришь!
— В конце концов, может, он был в отъезде.
— Я думаю, может быть, мне надо пойти к миссис Маккефри и сказать…
— Что сказать? Лучше ничего не говорить.
— Ты думала, мы сначала должны повидаться с Джоном Робертом, а потом с ней.
— Я думала, Джон Роберт придет сразу.
— И я. А еще тот витраж, что разбили камнем. Наверное, нам надо что-то сделать?
— Это была пивная банка, а не камень. Я слышала, как она упала. С окном все в порядке.
— Да, но оно треснуло, надо об этом кому-нибудь сказать. Как ты думаешь, может быть, Джон Роберт раздумывает?
— Нет, он, скорее всего, опять ушел с головой в свой философский труд и про все забыл.
— Я иногда думаю: а часто ли он вообще вспоминает, что мы живем на свете?
— Хэтти, милая, не расстраивайся так.
— Мне хочется, чтоб он наконец пришел, чтобы с этим покончить. Почему мы обязаны ждать тут? Мы что, рабыни?
— Может быть, он уехал в Лондон читать лекцию.
— Давай поедем в Лондон. Мы же собирались. Мы уже достаточно прождали.
— Мы столько ждали, что можно и еще немножко подождать. Ты же знаешь, мы не получим никакого удовольствия от Лондона, если сначала не повидаем Джона Роберта.
— Мы так себя накручиваем, делаем из мухи слона.
— С ним беда в том, что вообще всякое понятие размера теряется!
— Да, я понимаю, о чем ты. Как я ненавижу Эннистон. Мне так хочется жить в Лондоне. Давай скажем про это. Мы ведь могли бы снять квартиру, правда? Ты скажи ему.
— Хорошо.
— Нет, ты не скажешь, ты струсишь. О, ну зачем, зачем он нас сюда привез?
— Здесь его дом.
— Его дом в Калифорнии. О, как мне хочется обратно в Америку. Мы живем совершенно безумной жизнью. Тебе не приходит в голову по временам, что мы живем безумной жизнью?
— Да.
— Сколько еще нам так жить?
— Кто знает.
— Перлочка, мне иногда бывает так грустно… когда я ложусь спать… я чувствую себя как в школе… жду не дождусь, когда наконец забудусь… это как смерти ждать…
— Ну не говори глупостей, ты еще такая молодая, у тебя все есть, вот когда я была в твоем возрасте…
— Да-да, прости меня. Ты не обиделась?
— Хэтти, я сейчас в тебя чем-нибудь кину.
— Интересно, кто же разболтал насчет Тома.
— Он сам, конечно!
— Нет! Ты думаешь? Как бы там ни было, он ведь не может думать, что это мы.
— Нет.
— И еще, он же не может думать, что это ты впустила Джорджа, это ерунда! Что, в статье так было сказано? Я не помню.
— Что-то вроде этого.
— Это чепуха. Ему ведь не в чем нас винить, правда?
— Да.
— О, ну когда же он наконец придет!
— Вон он, — сказала Перл.
Был поздний вечер четверга, и она только что заметила из окна верхнего этажа, при свете уличных фонарей Форумного проезда объемистую фигуру, которую трудно было не узнать, — Джон Роберт шел по тропинке от задней калитки.
Девушки ждали его ежечасно и были готовы, но прибытие философа во плоти вызвало удивление и шок. Готовность выразилась в том, что они прибрали и вымыли дом, позаботились, чтобы философу было что есть и пить, а также надлежащим образом оделись и (что касается Хэтти) причесались. Перл не знала, стоит ли ей надеть униформу оперной служанки или храбро предстать в летнем платье в цветочек, чтобы не отличаться одеждой от хозяйки. Хэтти надела молодежный, но серьезный наряд — одно из школьных «воскресных» платьев, хорошеньких, но не элегантных, а волосы оставила заплетенными в косички. Вообще-то в тот момент, когда Перл заметила Джона Роберта, она как раз сняла с себя то самое платье в цветочек, собираясь принять ванну, — решила, что уже поздно и сегодня философ не придет. Она в панике натянула платье обратно, взъерошив аккуратно причесанные прямые темные волосы, и помчалась вниз по лестнице, застегиваясь на бегу. Хэтти, которая сидела в гостиной — туфли сброшены, одна косичка расплелась — и читала «I Promessi Sposi»[130], вскочила и принялась поправлять прическу, одновременно пытаясь всунуть голую ногу в туфлю, в то время как вторая куда-то делась.