«Ну зачем я ее заметил?! Что мне стоило сидеть сиднем? Проехали бы мимо…»
Разумеется, проигнорировать девушку не вышло.
— Останови, Сунгхари.
«Кто меня за язык тянул? Гай Октавиан Тумидус? Корсар, отдавший приказ? Долг раба?! Какая разница, глупый ты кукольник, кукла, робот…»
Он спрыгнул с платформы.
Навел на девушку индикатор — словно прицелился.
«Хоть бы красный! Иначе через три года, сняв „клеймо“, останется только купить веревку и повеситься…»
Зеленый.
Лючано махнул рукой напарнику. Вдвоем они легко уложили девушку на платформу. Теперь следовало начать осмотр домов. Ноги понесли его к ближайшей калитке. Напарник шел следом, молчаливо признав в Лючано старшего. Он первый проявил инициативу — ему и командовать. В рамках полученного приказа, разумеется.
Ну и пусть!
Аборигенам все равно ничем не поможешь. А так — хоть какое-то подобие свободы: решать, что делать, отдавать команды другим. Пусть мелкие, пустяковые, в строгих, отмеренных хозяевами границах — но распоряжаться-то будет он!
«Сволочь ты, Тарталья».
«Сволочь! — со знакомой, „клейменой“ радостью согласилась притаившаяся внутри сволочь. — Ну и что? Иди, ищи, братец…»
Калитка оказалась заперта. После второго пинка что-то хрустнуло — видимо, деревянная щеколда, — и калитка распахнулась. Никогда раньше он, как разбойник, не врывался таким образом в чужое жилище. А вот теперь, став рабом, — довелось.
«Хороший случай оправдать собственное прозвище…»
Маэстро Карл и Гишер молчали, зато тайная сволочь разошлась вовсю.
«Заткнись! Без тебя тошно…»
Дорожка, тщательно выложенная из плоских камней. По краям — грядки; перед самым домом — клумба с бордовыми цветами. На пришельцев в изумлении таращатся раструбы соцветий. Дверь в дом приоткрыта. Темная прихожая. «Сени», как говорят на Сечене.
Горница. Никого.
Стол покрыт белой кружевной скатертью. Ручная работа, в метрополиях больших денег стоит. А тут небось обычное дело. В углу — темные лики местных богов или святых. Перед ликами теплится живой огонь. Массивные шкафы, буфет с посудой…
Комната поменьше. На кровати — старуха.
Индикатор загорается красным.
— Пошли дальше.
Напарник без возражений подчиняется.
Следующий дом. Во дворе, на грядке, примяв какую-то съедобную зелень, раскинув руки, лежит босой мальчишка лет восьми. Солома жестких волос, конопушки на щеках; пятки измазаны в жирном черноземе. Глаза широко распахнуты (от ужаса? от изумления?…), смотрят в небо, откуда обрушилась нежданная напасть.
Зеленый.
— Возьми его.
Напарник забрасывает обмякшее тело мальчишки на плечо и несет к платформе.
В дом Тарталья вошел один, споткнувшись у порога о матерого детину — тот лежал ничком, похожий на труп. «Сам не утащу. Вдвоем бы управиться…» Он не поверил своим глазам, когда на индикаторе вспыхнул желтый огонек. Восьмилетний сопляк им, видишь ли, в рабы годится, а здоровенный бугай, на котором пахать можно, — под сомнением. Ну и ладно, нам же легче; сказали «сомнительных» не брать — мы и не будем.
Зато женщина с усталым лицом, сомлевшая за столом, лицом в тарелку с супом, оказалась вполне подходящей. Вернулся техноложец, и они вынесли женщину из дома, уложив на платформу рядом с остальной добычей. Платформа продвинулась вперед шагов на двадцать и зависла напротив очередного дома.
Через полчаса Лючано привык.
Втянулся.
Работа как работа. Зашел, проверил, утащил. Или оставил лежать. Он лишь раз дернулся, увидев валявшихся на земле не людей — птиц. От этого зрелища его без видимой причины пробрало холодом. Только сейчас дошло: вокруг царит мертвая тишина. Шелестят деревья, когда их ветви оглаживает ветер, прилетая из степи, — и все. Ни птичьего щебета, ни жужжания насекомых. Под ногами хрустели хитиновые панцири жуков, упавших наземь.
Мертвый город.
Кладбище.
И рабы — слуги ангелов Смерти — забирают людей в потусторонний мир, где «ботве» до скончания века придется гнуть спину на новых господ.
«Работай, ради всего святого! — выкрикнул почти неслышимый, запеленутый в кокон ужасной тишины маэстро Карл. — Работай и ни о чем не думай! Малыш, за что ж тебя так…»
Гишер промолчал, а тайная сволочь хихикнула.
Они битком наполнили платформу телами, когда пыльная грунтовка кончилась, сменившись булыжной мостовой, а дома выросли до двух-трех, местами до четырех этажей. Лючано отправил Сунгхари с грузом к боту, сам же с напарником прошелся по улице, сортируя редких прохожих по степени пригодности. Годных они стаскивали в одно место и выкладывали рядком на тротуаре, чтоб потом грузить разом, а не собирать по всей улице.