ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Прилив

Эта книга мне понравилась больше, чем первая. Очень чувственная. >>>>>

Мои дорогие мужчины

Ну, так. От Робертс сначала ждёшь, что это будет ВАУ, а потом понимаешь, что это всего лишь «пойдёт». Обычный роман... >>>>>

Звездочка светлая

Необычная, очень чувственная и очень добрая сказка >>>>>

Мода на невинность

Изумительно, волнительно, волшебно! Нет слов, одни эмоции. >>>>>

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>




  126  

Тут подошел официант.

— Я закажу себе “Пастис Дюваль”, — сказал Обер Ренделлу. — Un Pastis Duval, garзon.

— Пусть будет два, — сказал Ренделл.

— La meme chose pour lui, — перевел Обер официанту.

Профессор предложил американцу сигарету, но тот отказался, предпочтя трубку. Обер вставил свою сигарету в длинный мундштук, закурив же, он вытянул свои ноги и, наблюдая за прохожими, казалось, впервые расслабился.

Через какое-то время, он потер свой выдающийся нос и обратился к Ренделлу:

— Я вот только что подумал о том, что обстоятельства сложились столь странно, что именно мне пришлось подтверждать аутентичность этих документов, что именно на меня возложили ответственность сообщить о них всему миру, как о свершившемся факте.

— Как это? — спросил у него Ренделл.

— Потому что сам я никогда религиозным человеком не был, даже наоборот, — признался Обер, — даже сейчас меня нельзя назвать ортодоксальным верующим. Тем не менее, должен признаться, все что произошло — я имею в виду свою небольшую роль в подготовке новой Библии — повлияло на меня весьма сильно.

— Вы можете объяснить, профессор, каким же образом? — полюбопытствовал Ренделл, стараясь не казаться излишне настырным.

— Это изменило мой кругозор. И уж наверняка повлияло на отношения с близкими ко мне людьми. Если вы и вправду заинтересованы…

— Это так.

Обер, казалось, погрузился в себя.

— Я рос в Руане, но мое воспитание как католика было весьма слабым, даже очень слабым. Мои родители были учителя, и они очень мало внимания уделяли церкви. Говоря по правде, они были свободомыслящими, рационалистами, что-то в этом духе. Прекрасно помню, что дома, рядом с изданием Библии Шалоннера, стандартным изданием Rheims-Douai, стоял томик “Vie de Jesus” — “Жизни Иисуса” Эрнста Ренана — un livre qui a fait sensation, mais qui est charmant. Простите, я сказал, что это была сенсационная книга, которая очень мило заявляла о том, что все четыре евангелия были всего лишь легендами, чудеса Христовы не могли выдержать научного рассмотрения и были только лишь мифами, а вся история с Воскрешением Марии Магдалене лишь привиделась. Так что вы можете представить себе мою юность. Библия и Ренан. Но однажды я уже не смог продолжать пребывать в столь амбивалентном и шизофреническом положении.

— Как же это случилось? — спросил Ренделл. Аперитивы были уже поданы, он отпил глоток и ждал продолжения рассказа.

— Изменения во мне произошли, когда я поступил в Политехникум, университет, где, перед тем как полностью заняться химией, я изучал радиосвязь в ее электрическом аспекте. Сделавшись ученым, я полностью отошел от веры. Я считал, что религия — это merde. Я сделался хладнокровным циником и сукиным сыном. Вы же знаете, как оно бывает, когда кто-нибудь находит для себя нечто новенькое, какое-то новое чувство. Желая высмотреть нечто вдали, он перевешивается через ограду так сильно, что может выпасть за борт. Как только я укрепился в собственном неверии, в личных научных достижениях, я мог доверять лишь тому и признавать только то, что пришло из лаборатории, в результате опытов, что можно было увидеть, услышать, почувствовать или же доказать логическим путем. Все это оставалось во мне и тогда, когда я закончил университет. Я жил и работал только в настоящем, текущем моменте. Я совершенно не интересовался тем, что будет в будущем или после смерти. Моей единственной религией был Факт, никаких тебе небес или преисподних, один только Факт.

Обер прервался, сделал глоток и хихикнул.

— Говоря о небесах, я сейчас вспомнил, что совершенно выбросил небо из своей научной логики. Как-то раз, несколько лет назад, для нашего малотиражного периодического издания я написал небольшую псевдонаучную статью, в которой проанализировал возможность попадания на небеса. Как вспоминаю, я рассмотрел единственные имеющиеся статистические данные относительно размеров рая. Это у Иоанна в его “Откровении”, где он пишет: “И измерил он город тростью на двенадцать тысяч стадий; длина и широта и высота его равны” <Откровение, 21:1>. Другими словами, рай — это абсолютный куб, сторона которого по длине, ширине и высоте равняется тысяче пятистам милям. Я вычислил — буду пользоваться вашими, американскими мерами — что в объеме рай состоит из пяти сотен квинтиллионов кубических футов. Если каждое людское существо, попадающее в рай, требует для себя десять кубических футов, чтобы стоять выпрямившись, тогда в небесах имеется место всего лишь для пятидесяти квинтиллионов человек. Но, с времен нашей Библии, в которой Иоанн дал нам меры, на Земле жило и умерло триста шесть секстиллионов человек, надеявшихся попасть в рай — намного, намного больше, чем небеса способны принять. Получается, что рай уже много веков назад был перенаселен. Понимаете?

  126