54 
Не брезговали и ядами.
Мало ли зачем может пригодиться в жизни умение изготовить отраву почти из чего угодно?!
И, закончив очищение плоти, шли в Зал духа.
Очищать сердце.
Джатаки-сказания о различных перерождениях Будды Шакьямуни, наставления патриарха и старших братьев; гун-ань и вэнь-да, вопросы и диалоги, внешне абсолютно бессмысленные и даже поначалу раздражающие – приходилось по сто раз давать наставнику разные ответы на заданный вопрос, а наставник хмыкал и уходил, или давал оплеуху, или тыкал пальцем в небо, или… Обыденное, мирское сознание изнывало от бессилия понять, «что есть хлопок одной ладонью» или «в чем смысл прихода патриарха на восток», и никакие знания не могли помочь справиться с подобной задачей. Некоторые иноки не выдерживали, сходили с ума, принимаясь выкрикивать бессмыслицу или ходить по двору, не видя никого и ничего. Такое называлось «чаньской болезнью»; бывали случаи, когда больной тихо умирал в медитации, и это замечалось далеко не сразу – сидит себе и сидит, а потом выясняется, что он уже и окоченел…
Впрочем, такие случаи происходили редко – на пути к просветлению много опасностей для неискушенного, подобного слепцу на неизвестной тропке, так что опытный поводырь обязан медленно и осторожно вести незрячего к прозрению.
Куда торопиться? Этой жизни не хватит, в следующей дойдем!
Но вот патриарх покидает свое возвышение, а следом за старшими братьями и прочие монахи выходят из Зала духа.
Братии пора приступить к общему для всех уроку цюань-фа, кулачного боя, шлифуемого в обители вот уже почти тысячелетие – более чем почтенный срок. Иноки выстраиваются рядами, согласно семи рангам старшинства, а перед бритоголовыми учениками уже стоит главный наставник воинского искусства с четырьмя шифу-помощниками. Поклон, ритуальный выкрик – и до самого полудня будет только пот и труд. Не менее трех лет упорного овладевания наукой мудрых шифу, искушенных в любых способах членовредительства и убийства ближнего своего, понадобится новичку, чтобы главный наставник снисходительно улыбнулся и вручил достойному веревку для опоясывания. Теперь у «подпоясавшегося» монаха будет только одна привилегия: заниматься в десять раз больше, даже не заикаясь о снисхождении.
Терпи, сэн-бин, монах-воитель… и помни: истинному человеку Будды запрещено носить оружие и убивать, но в умелых руках и палочки для еды – оружие, а для прозревшего сердца и меч подобен кисти для каллиграфии! Что же касается насилия, то напавший на монаха-подвижника недостоин имени человека, и творящий зло покушается не на жизнь чужую – на гармонию мира покушается он! Вот гармония эта и обрывает нелепую жизнь злоумышленника святыми руками со знаком тигра и дракона! Глядишь, в следующем перерождении зачтется глупцу, что был он убит достойным архатом…
Пот и труд, и суровость наставника.
Ровно в полдень – трапеза.
Чай и злаки вместо горячительных напитков и мяса; рис, соя и кунжут, травы и коренья, молодые побеги бамбука и дикая капустка – хвала повару Фэну, хвала его искусству, позволяющему, несмотря на запреты и ограничения, ощутить в утробе рай Будды Амитабхи!
И после трапезы – один час для отдыха.
Всего один, невозможно короткий час.
В первый же день монашества Маленький Архат незаметно подсказал Змеенышу, задержавшись на миг около Цая и шепнув, ни к кому вроде бы конкретно не обращаясь:
– Новички не отдыхают. Как правило, первым делом они идут осматривать оружейную…
И Змееныш покорно двинулся осматривать Большой зал оружия.
Да, в этом арсенале хватало всякого добра, чтобы пять раз вооружить до зубов всех монахов, невзирая на ранги старшинства, а потом еще трижды снабдить вооружением слуг с домочадцами. Молодые иноки как завороженные переходили из палаты в палату, время от времени поднимая какую-нибудь алебарду-юэ или боевой клевец, геройски размахивали кривыми мечами-дао и прямыми клинками-цзянь, недоуменно вертели в руках диски с прорезями или боевые кольца совершенно странной конструкции…
Час пролетал подобно мигу.
И вновь наступал черед воинского искусства, но уже не общий для всей братии: отдельно строились новички, отдельно – «опоясанные веревкой», отдельно от тех и других – знатоки-шифу, хранители секретов и умений.
И – что сразу заинтересовало Змееныша – в отличие от мирских школ и школ иных обителей, здесь никогда не допускали свободного поединка (пусть даже и учебного, пусть по договоренности!), если монах-воин провел в усердных занятиях менее трех лет.
54 
