Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
171 
И день отшатнулся от равнины Армагеддона, поля Рагнаради и места Судного Дня.
Плечом к плечу стояли они на холмах, скудной цепью ограждая миры Желтой пыли – чародеи-даосы в ало-золотистых одеяниях, лазоревые небожители Пэнлая и Западного рая, ощетинившиеся демоны ада Фэньду, Яшмовый Владыка, Князь Темного Приказа, грустная богиня Чанъэ, бодисатва Гуань-инь, царь обезьян Сун У-кун, старец Шоусин…
А на них, волна за волной, накатывалось неведомое.
Трубил рог Хеймдалля, предвещая всеобщую гибель, и вторили ему трубы Дня Гнева, звезда Полынь рушилась в пенящиеся водоемы, пес Гарм с обрывком привязи на шее несся рядом со всадником бледным, имя которому – смерть; железнокрылая саранча расплескивала валы озера серного, мертвые вставали из могил, Число Зверя проступало на чешуйчатом небосводе, а за неисчислимыми рядами атакующих колоннами возвышались две фигуры: одна в белом трауре, вторая в черной коже.
Ждущие своего часа Добро и Зло.
Только Добро и только Зло.
«Кар-р-рма!» – хрипел гигантский ворон, чуя поживу.
И Владыка Янь-ван еще успел лихо закрутить ус и наклониться к Владыке Восточного Пика, чтобы подбодрить друга перед последним сражением…
Они стояли скудной цепью на холмах.
Они еще стояли.
– Скоро нас не будет, – тихо добавил Лань Даосин, и видение исчезло.
Темнота ослепила замерших людей; темнота была ярче света.
– Очищение диска, – выдохнул Маленький Архат. – Жесткое очищение…
Никто не поинтересовался: что имел в виду малыш-инок?
К чему?
– Должен быть другой способ… – бормотал мальчишка. – Должен быть… не может не быть…
Он вдруг вскрикнул и вцепился в отвороты халата лазутчика.
– Мессия! – Слюна брызгала в лицо Змеенышу, но тот не отворачивался, завороженный сияющими глазами Маленького Архата. – Мессия очищает диск! Без светопреставления! Слышишь, ты, змей ползучий, – Мессия очищает диск! Своей гибелью искупая грехи живущих!
Змееныш слышал.
И все слышали.
Что с того?
Пальцы Маленького Архата разжались, дитя-инок мешком опустился на землю и заплакал. Сидя рядом с парализованным поваром, он рыдал от бессилия, от невозможности объяснить кому бы то ни было в этой чертовой Поднебесной, что значит – Мессия.
Никогда за века существования Чжунго здесь не возникала идея Спасителя, Сына Божьего, но и Сына Человеческого, способного умереть за людей, взяв на себя их прегрешения!
На короткий миг очистив диск Закона ценой собственной страшной смерти.
5
…Мне было плохо, как никогда.
Мне было хуже всех.
На самом краю пропасти успеть остановиться, лишь мельком заглянув в открывающуюся бездну, с облегчением перевести дух, вытереть со лба ледяной пот – и услышать за спиной грозную поступь начавшегося оползня!
Вот он, у моих ног, у наших с моим мальчиком колен – поверженный вирус, бедняга повар, свихнувшийся в проклятом Лабиринте, вот он, изуродованный жизнью корень всех зол, только Системе этого мало, ей надо все или ничего, а наши боль и отчаяние она в лучшем случае запишет и сбросит в архив за миг до светопреставления!
Сволочь!
Колесо бесчувственное!
Дай мне неделю… дай мне хотя бы день! – и я наизнанку вывернусь, а заставлю умников ханьцев понять, попробовать, попытаться сотворить чудо! Не может быть, чтобы не нашлось выхода, чтобы они не сумели понять такие простые и такие сложные слова:
«МЕССИЯ ОЧИЩАЕТ ДИСК!»
Не может быть…
«Конечно, – беззвучно ответил мне мой мальчик. – Конечно…»
Я чуть сгоряча не окрысился на него, чуть было не взорвался фейерверком несправедливой злобы, едва не восстал на того, в чье сознание попал волей случая и чье тело делил третий год… я чуть было не натворил бед.
Не успел.
Потому что сердце дурачка музыканта привычно распахнулось, впуская в себя весь мир, и ужас объял меня, и объяли меня воды до души моей.
Я забыл, с кем имею дело.
И когда вспышка прозрения ослепила глупца прагматика, прячущегося в чужой сути, как мышь в амбаре, когда тело вновь перестало существовать, а душа забыла человеческие имена, которыми ее награждали на всех перекрестках Бытия; когда горы неожиданно стали горами, моря – морями, а быть или не быть – смешным вопросом, не имеющим никакого отношения к повседневности, назвавшейся Абсолютом…
«Нет! – кричал я, захлебываясь первобытным страхом. – Не делай этого! Остановись! Пусть Поднебесная катится в тартарары, пусть Система очищает диск как ей заблагорассудится, только, умоляю, не делай этого…»
171 
