Она не щекотала Дэнни, а просто держала свои пальцы в его подмышке.
— Ты не бойся, никто не пристанет к твоему отцу, когда он идет с Нормой Шесть.
— Ага, ему еще обратно идти, — напомнил Дэнни.
— Твой отец — не задира и никому не делает плохо. Не волнуйся за него, Дэнни.
Джейн вытащила руку из-под одеяла и села прямо.
— А ты бы справилась с Нормой Шесть? — спросил Дэнни.
Вопрос был из числа любимых вопросов Дэниела Бачагалупо. Он постоянно допытывался у Индианки Джейн, может ли она «справиться» с тем или иным человеком. Дэнни не знал, есть ли у нее враги, и называл имена наиболее сильных или задиристых жителей Извилистого: Анри Тибо, Лафлёра по кличке Беспалый, братьев Бодетт, двойняшек Бибов, Скотти Ферналда, Эрла Динсмора, Чарли Клафа и Фрэнка Бемиса.
— Думаю, что да, — обычно отвечала Индианка Джейн.
Как-то Дэнни спросил ее, может ли она справиться с Кетчумом. Джейн ответила, что, пожалуй, если только он будет достаточно пьян.
Сейчас, услышав тот же вопрос насчет Пам, Джейн на удивление долго думала.
— Норма Шесть — потерянная душа, — вздохнула индианка.
— Но ты бы справилась с нею? — не отставал Дэнни.
Джейн встала, склонилась над ним, стиснула его плечи своими сильными руками и поцеловала в лоб.
— Думаю, справилась бы, — сказала она.
— Слушай, а чего Норма Шесть лифчик не надела? — задал Дэнни мучивший его вопрос.
— Наверное, торопилась, вот и забыла.
Джейн остановилась на пороге комнаты, послав мальчишке воздушный поцелуй, потом вышла, оставив дверь полуоткрытой. Сколько Дэнни себя помнил, свет из коридора всегда служил ему ночником.
Внизу ветер опять трепал входную дверь, и она грохотала при каждом порыве. Но звук был иным, и сын повара понимал, что это не вернувшийся отец или какой-то запоздалый посетитель.
— Это ветер. Спи! — крикнула ему Джейн.
Она знала: после случая с медведем мальчишка подспудно боялся, что к ним кто-нибудь вломится.
Джейн всегда оставляла свою обувь внизу, а наверх поднималась в носках. Если бы она спустилась вниз, Дэнни услышал бы скрип ступенек под тяжестью ее веса. Значит, Джейн оставалась на втором этаже и затаилась, как ночной зверь. Через некоторое время Дэнни услышал шум воды в ванной. Может, отец уже вернулся? Но у мальчишки слипались глаза, и он не захотел вставать и проверять. Он лежал, слушая завывания ветра и вездесущий грохот реки. Когда кто-то вновь поцеловал его в лоб, Дэнни уже крепко спал и не знал, отец это или Джейн. Ему снилось, что его целует Пам Норма Шесть.
Повар ковылял за Пам, как верный увечный пес. Норма Шесть шла быстро, и вид у нее был настолько решительный и целеустремленный, что встречные мужчины не отваживались ее поцеловать и на ее поцелуй тоже не рассчитывали. Во всяком случае, повару этого точно не хотелось.
— Норма Шесть, иди помедленнее, — попросил он, но либо ветер отнес его слова в сторону, либо Пам намеренно ускорила шаг.
На задворках фабричонки высилась гора опилок высотою с трехэтажный дом. Ветер чертил в ней борозды и сдувал опилочную пыль, забивая глаза повару и Норме Шесть. Такое скопление опилок было очень огнеопасным, особенно в это время года. Кетчум называл опилочную гору «пороховой бочкой». (И это еще не все опилки: горки из них росли и рядом с фабрикой.) Массу опилок, скопившихся за зиму, начнут вывозить не раньше, чем просохнут трелевочные дороги. Тогда грузовики повезут опилки в долину Андроскоггина, на продажу местным фермерам. А если эта громада вспыхнет, от нее сгорит весь поселок. Не уцелеет даже столовая: ее не спасет ни расстояние, ни то, что она на холме. Ветер чаще всего дует со стороны Извилистого и обязательно принесет с собой тлеющие угли.
А ведь здание столовой, построенное по требованию повара, было наиболее прочным во всем поселке. Все эти «гостиницы», бары, танцзал, да и сама фабрика — не более чем «спички», которые незаметно сгорят в гигантском пожаре. Кетчуму несколько раз снился этот пожар, и он утверждал, что когда-нибудь его сон сбудется.
Возможно, сейчас Кетчуму тоже что-то снилось на унитазе в квартире Пам. Во всяком случае, так думалось Доминику Бачагалупо, едва поспевавшему за Пам Нормой Шесть. Сейчас они шли мимо бара, где любили собираться франкоканадцы. От него к танцзалу вел грязный переулок, и в том переулке с незапамятных времен торчал паровой тягач «ломбард» 1912 года выпуска. Никто не помнил, когда его тут бросили. Уже и старый танцзал успел развалиться, и новый построили, а «ломбард» по-прежнему дремал на своей стоянке. Кетчум считал, что этот раритет обитал здесь где-то с середины тридцатых годов, когда бензиновые тягачи начали вытеснять паровые.