— Твоя мать, Дэнни, любила и умела танцевать. Думаю, ты это знаешь. Джейн наверняка тебе рассказывала.
Они двинулись дальше.
— Боже мой! — воскликнула Кармелла. — Танцующие лоси!
— Если бы я в жизни не видел ничего, кроме лосиных танцев, я бы и тогда был счастлив. Может, даже счастливее, — признался Кетчум.
Дэнни посмотрел на старого сплавщика. Его слезы уже затерялись в бороде, но писатель успел их заметить.
«Он подбирается к истории с левой рукой, — подумал Дэнни. — Не случайно же он вспомнил о моей матери и ее танцах. Что-то в нем всколыхнулось».
А борода у Кетчума поседела! Вблизи это было намного заметнее. Дэнни во все глаза смотрел на старого сплавщика. Рука Кетчума коснулась левого колена писателя. «Очередное переключение скорости», — подумал Дэнни. Но сильная правая рука старого сплавщика больно сжала ему колено.
— Куда уставился? — грубо спросил Кетчум. — Я не собираюсь нарушать обещаний, которые дал и твоему отцу, и твоей матери. Но самое дерьмовое — когда ты в своей поганой жизни даешь обещания и потом видишь, что они противоречат другим обещаниям. Я обещал Рози, что всегда буду тебя любить и, если твой отец вдруг не сможет о тебе заботиться, я возьму эту заботу на себя. Так оно и случилось! — воскликнул Кетчум.
Его левая рука сжала руль крепче и дольше обычного.
Потом он отпустил колено Дэнни и вновь повел пикап правой рукой. Локоть левой руки, как и прежде, высовывался из окна, будто был приделан намертво, а пальцы лишь слегка касались рулевого колеса. Пикап достиг поворота на старую лесовозную дорогу, ведущую к Извилистой.
Едва верилось, что здесь вообще когда-то была дорога. Кому теперь ездить в сгоревший поселок? Дорога шла только до Извилистого, дальше ехать было некуда. На первой же выбоине открылся бардачок пикапа. Оттуда вкусно запахло оружейным маслом, и этот запах на мгновение заглушил медвежью вонь. Дэнни протянул руку, чтобы закрыть бардачок. Внутри он увидел маленький револьвер в кобуре и большую пластиковую банку с таблетками аспирина.
— И то и другое — из болеутоляющих средств, — усмехнулся Кетчум. — Когда мотаешься по дорогам, без этого никак.
Дэнни догадывался, что сзади, под брезентом, не только дрова и спрятанная винтовка. Наверняка там же у Кетчума едут бензопила и топор. В кожаном кармане над солнцезащитным козырьком лежал браунинговский нож с длинным лезвием.
— Мистер Кетчум, а почему вы всегда вооружены? — спросила Кармелла.
Последнее слово из ее вопроса явно застигло Кетчума врасплох. Он был безоружен в тот далекий вечер, когда вместе с поваром и Рози вышел на лед Извилистой и Рози закружилась в своих до-си-до. Наверное, сейчас, в провонявшем медведем пикапе, перед Кетчумом мелькнуло лицо Рози. В косматой бороде появились новые влажные полоски.
— Я делал… ошибки, — глухим, сдавленным голосом проговорил старый сплавщик. — Я не про такие, когда неверно судишь или что-то скажешь, не подумав. Я о настоящих ошибках.
— Кетчум, тебе незачем нам об этом рассказывать, — сказал ему Дэнни, но теперь старого сплавщика было уже не остановить.
— Влюбленные всегда говорят друг другу разные слова… ты это сам знаешь, Дэнни… слова, чтоб обоим было хорошо, даже когда им совсем скверно… или когда им и не должно быть хорошо. Влюбленная пара придумывает свои правила, живет по ним и думает, что правила эти — надежные. Такие же надежные, как другие человеческие правила. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я.
— Честно говоря, нет, — признался Дэнни.
Он едва узнавал дорогу в бывший поселок Извилистый. Дожди и талые воды давным-давно смыли и песок, и гравий, и теперь каменистую почву покрывали пятна лишайников и болотный мох. Только на левом повороте, ведущем к бывшему зданию столовой, еще оставалось что-то от прежней дороги. Кетчум свернул туда.
— До твоей матери, Дэнни, я всегда дотрагивался только левой рукой. И никогда правой. Правой я трогал других женщин, — сказал Кетчум.
— Остановитесь! — закричала Кармелла.
(Хоть без «боже мой», и на том спасибо. Кармелла не знала Кетчума: если он начал, ей придется выслушать все.)
— Это было нашим первым правилом — я был у Рози любовником левой руки. Моя левая рука принадлежала ей, Рози. Поэтому для меня эта рука была главной. И левая рука — левая рука была помягче и понежнее, чем все остальное во мне.
«Ты прав, — думал Дэнни. — Левой рукой ты наносил меньше ударов, и указательный палец твоей левой руки никогда не нажимал на спусковой крючок».