— А теперь, Одри? Что ты намереваешься делать теперь со своей жизнью?
— Не знаю. Но пока жив дедушка, я должна оставаться здесь.
— Он у тебя замечательный. — Чарльз произнес это чуть ли не с грустью, и она улыбнулась.
— Да, замечательный… потому я и вернулась домой. Я ему стольким обязана.
— И готова пожертвовать даже своим будущим? Ты уверена, что поступаешь правильно?
— Во всяком случае, моим настоящим.
— А что же Аннабел? Она не чувствует, что тоже чем-то ему обязана?
— Боюсь, не чувствует.
Чарльз горестно улыбнулся:
— Выходит, мне повезло — я полюбил самую преданную внучку на всем белом свете.
Потом, за десертом, Чарльз набрался смелости и спросил:
— Могу я хоть ненадолго похитить тебя?
— Похитить? На уик-энд в Кармеле или на год на Дальнем Востоке?
Оба улыбнулись — вечная коллизия их разлада. Она готова была следовать за ним хоть на край света, но деда она не могла оставить больше чем на несколько дней — Я только что вернулся из Индии — собирал материал для следующей книги.
— Очень интересно…
Но он еще не договорил.
— ..а теперь собираюсь в Египет. — Он смолк, взял ее за руку. — Ты поедешь со мной?
Сердце у нее остановилось. Больше всего на свете ей хотелось опять куда-нибудь с ним поехать. Она и поехала бы куда угодно, а Египет — это сказка!
— Когда ты отправляешься?
— К концу года, может быть, весной. Для тебя это важно знать, когда отправляться?
Одри вздохнула.
— Может, и не важно. Не представляю, чтобы дедушка согласился еще на одно мое путешествие, особенно после того, как я на целых восемь месяцев застряла в Харбине. — Он опять почувствовал раздражение: и правда, ради чего она там застряла? Тем более что это может послужить помехой ее следующей поездке. — Право, не знаю, Чарльз… Как я его оставлю одного?.. К тому же теперь приходится думать о Молли.
— Возьмем ее с собой, — не раздумывая заявил Чарльз, как будто ему и вправду ничего не стоило согласиться на такой вариант. Одри улыбнулась и поцеловала его в щеку.
— Знаешь, Чарльз, я никогда тебя не разлюблю!
— Иногда в это трудно поверить. — Он откинулся на спинку стула и пристально посмотрел ей в глаза. — Я не требую, чтобы ты дала мне ответ прямо сейчас. Подумай хорошенько… подумай, как красив Египет весной. Ничего более романтичного не придумаешь.
— Тебе не нужно расхваливать Египет, Чарльз, дело ведь не в его красоте. С тобой я была бы счастлива и на лугу в Оклахоме.
— Хорошая мысль — поедем в Оклахому!
Чарльз рассмеялся, настроение у них улучшилось. Чарльз предложил пойти потанцевать в его отель, и в тот момент, когда их тела соприкоснулись, снова совершилось волшебство. Их губы встретились, они прижались друг к другу, и знакомое страстное желание охватило ее. Она снова рядом с ним, в его объятиях, она с трудом сдерживала себя. Когда он посмотрел на нее, Одри ответила ему улыбкой.
— Я никогда не устою перед тобой, Чарли! Как это будет ужасно, если ты вдруг женишься на другой женщине!
— Это возможно предотвратить, — шепнул он ей на ухо, а затем молча увел из ресторана. С ней он не хотел хитрить, их сердца бились в унисон. Он вложил в ее руку ключ от своего номера, а сам подошел к конторке дежурного и попросил дать ему второй ключ. Одри же в эти минуты, спокойная и ослепительно красивая, чувствуя на себе восхищенный взгляд лифтера, поднималась на этаж, где был номер Чарльза. Лифтеру и в голову не приходило, что она не чья-то жена. Сердце у нее снова громко застучало в груди, когда она поворачивала ключ и входила в номер Чарльза. Тем временем он успел подняться на свой этаж. Когда он отворил дверь номера, Одри стояла перед ним — элегантная, в черном вечернем платье, с застенчивой улыбкой на губах.
— Представляешь, если бы кто-нибудь увидел, как я вхожу в чужой номер! Меня бы вымазали дегтем и выставили вон из города!
— Подозреваю, что ты не одна такая в этом городе. Но, как я уже говорил тебе, у нас все может быть.
Он обнял ее, и они забыли обо всем на свете, минутой позже их одежда лежала на полу, и Одри прильнула к нему.
Год? Нет, целая жизнь миновала с того дня, когда они были вместе в последний раз. Океаны и континенты разделяли их, и теперь Одри не могла себе представить, как ей удалось прожить без него все это время. А он слишком хорошо понял, как пуста была его жизнь без нее. Было четыре часа утра, когда она наконец оторвалась от него и, взглянув на часы на столике, удрученно прошептала;