Особенно,... 
64 
Однако странно то, что он обратился к Одри по-французски, очевидно, приняв ее за одну из монахинь.
— Я не причиню вам зла. — Голос у него был хриплый, словно сдавленный болью, и с каким-то странным акцентом. Но как проверить, действительно ли он пришел с миром? А если нет?!
— Кто вы? — шепотом проговорила Одри куда-то в темноту. Сердце у нее стучало, как барабаны в джунглях.
— Генерал Чанг, — отозвался человек уже не шепотом, а в голос, хотя и тихо.
— Что вы здесь делаете? — спросила Одри, продолжая держать револьвер наготове и выжидательно замолчав.
— Я ранен…
Услышав эти слова, Одри на миг растерялась, но потом сбежала по последним ступенькам, взяла свечу и засветила ее кое-как одной рукой: другой она по-прежнему держала нацеленный на него револьвер. Она приказала, чтобы он не двигался, высоко подняла свечу и в ее свете увидела широкоплечего невысокого мужчину в каком-то странном одеянии, похожем на монгольский национальный костюм. Одри разглядела, что одежда на одном плече у незнакомца сильно разодрана, прореха заложена ветошью и пропитана кровью. Он и стоял-то не прямо, а неловко скособочившись. За поясом у него торчал большой пистолет, на боку висел тяжелый меч, и наискось через грудь тянулась лента с патронами, но в руках он никакого оружия не держал.
Устремив на Одри настороженный взгляд, он спросил, кто она, не монахиня ли из ордена Святого Михаила? Она замялась, не зная, как лучше ответить, но потом решила сказать правду. Не сводя с него опасливого взгляда, она отрицательно покачала головой. Слышно было, как наверху ходит Лин Вей, а Одри не хотела, чтобы он ее увидел, — опасаясь, что незнакомец может причинить девушке вред.
— Можно мне остаться здесь до ночи? — спросил он по-французски. Одри показалось по его тону, что он здесь уже не впервые. Последовавшие затем слова подтвердили ее догадку. — Я спрячусь в мясном погребе, как раньше, — просительно добавил он.
Его меховая шапка поблескивала золотым шитьем, одежда, хоть измятая и окровавленная, выглядела очень богато. Одри решила переспросить, прежде чем давать согласие, нельзя же просто так подвергать опасности детей.
— Вы сказали, что вы генерал?
— Я генерал-губернатор моей провинции и верен Националистической армии.
Значит, он сторонник Чан Кайши и сражается против коммунистов. Интересно, о какой провинции он говорил? Гость, предваряя ее вопрос, пояснил:
— Я из Барун-Урта, по ту сторону Большого Хингана. Мы прибыли сюда для встречи с представителями генерала Чан Кайши, но наткнулись на японские части. В церкви ждут трое моих людей, они помогут, если вы не позволите мне переночевать здесь. У вас нет никаких причин бояться. — Он выражался с подчеркнутой вежливостью и по-французски говорил гораздо свободнее, чем Одри, что было несколько неожиданно для монгольского военачальника. — Сестры-монахини уже два раза принимали меня, когда мы приходили в эти края, но я не хочу подвергать опасности вас и детей. Если вы сочтете, что мне лучше удалиться, я немедленно уйду.
Он попытался расправить плечи, но тут же скорчился от боли, и Одри поняла, что он едва держится на ногах.
— Кто-нибудь видел, как вы сюда входили?
Одри лихорадочно искала решение, не зная, как ей поступить. Вдруг она заметила на лестнице Синь Ю. Одри этому очень удивилась. Девочка как будто хотела ей что-то сказать, но Одри сделала знак рукой, чтобы та поднялась наверх, ей некогда было отвлекаться от разговора с монгольским генералом.
— По-моему, нас никто не заметил, мадемуазель, — ответил он. Видно было, что он очень ослабел, рана на плече сильно кровоточила. — Мы вас не затрудним. Нам нужно только спрятаться и отсидеться до наступления темноты. Мы передвигаемся пешком и спешим вернуться к нашему народу. Дело, ради которого мы здесь, уже выполнено.
— Положите оружие!
— Пардон?
Он будто не понял, о чем она говорит. За спиной у Одри снова появилась Синь Ю, но Одри опять от нее отмахнулась.
— Я сказала, положите оружие: пистолет, патроны и меч.
Иначе я не позволю вам войти.
Он внимательно посмотрел ей в лицо:
— А кто будет меня охранять, вы?
— Но я вас не знаю. Я не могу подвергать опасности детей;
— Мы не причиним им вреда. Мои люди будут прятаться в сарае на дворе, а я, если вы позволите мне остаться, Скроюсь в мясном погребе. Я генерал-губернатор моей провинции, мадемуазель. Я человек чести.
Это было сказано с таким достоинством и так не вязалось с его видом и теперешним положением, что на мгновение ей стало даже смешно. Однако нельзя было терять бдительность. Могла ли Одри верить этому человеку? А вдруг он и его люди окажутся бандитами, и нападут на нее и детей?
64 
