— Итак, вы утверждаете, что я должен оставить все как есть. Правильно? — спросил доктор.
— Ваша профессия заключается в том, что вы лечите детей-калек? — ответил вопросом на вопрос заместитель комиссара полиция.
— Да, это так.
— Ну, я мало что знаю о вашей сфере деятельности, однако предполагаю, что в ней вы достигаете большего успеха, чем в районе красных фонарей, — сказал детектив Пател.
— Я вас понял. А какова вероятность того, что Рахул будет болтаться на веревке?
На какое-то время полицейский замолк, слышался лишь перестук печатных машинок. На этом фоне изредка возникал рев мотоциклов, сопровождаемый какофонией собак-доберманов.
— Вы слышите, как стучат печатные машинки? — наконец спросил заместитель комиссара полиции.
— Разумеется, — подтвердил доктор.
— Дело Рахула будет очень длинным, — пообещал Пател. — Однако судью даже не поразит сенсационное количество жертв. Понимаете, что я имею в виду? Вспомните, кем были большинство этих жертв. Они не занимали важного положения, — сказал Пател.
— Вы имеете в виду, что они являлись проститутками.
— Точно так. Нам требуется найти другие аргументы в основном для того, чтобы содержать Рахула вместе с другими женщинами. Анатомически она женщина… — ответил Пател.
— Итак, операция была проведена комплексно? — прервал его доктор.
— Так мне сказали. Естественно, я не осматривал ее сам, — добавил заместитель комиссара полиции.
— Разумеется, — откликнулся доктор.
— Значит, Рахула нельзя сажать в тюрьму вместе с мужчинами, поскольку он женщина. А содержание в камере-одиночке слишком дорогостояще. В случае пожизненного заключения оно невозможно. При содержании Рахула с заключенными женщинами возникает немало проблем. Она сильна как мужчина, вдобавок у нее есть опыт убийства женщин. Вы меня понимаете? — спросил детектив.
— Итак, вы считаете, она может получить смертный приговор лишь потому, что слишком неудобно содержать ее в заключении с другими женщинами? — спросил Фарук.
— Именно так. Это самый убедительный аргумент. Однако я не верю, что ее повесят, — сказал Пател.
— А почему бы и не повесить ее?
— Почти никого не вешают. В случае с Рахулом они, вероятно, попробуют осудить его на особый режим работ и пожизненное заключение. Потом что-нибудь случится. Может, он убьет другую заключенную, — ответил заместитель комиссара полиции.
— Или укусит ее, — добавил доктор.
— За укус его не повесят. Но что-то должно случиться. После этого они будут вынуждены его повесить, — объяснил полицейский.
— Естественно, на это уйдет много времени, — предположил Фарук.
— Точно. И не принесет нам никакого удовлетворения, — добавил детектив.
Доктор Дарувалла уже знал, что это любимая тема заместителя комиссара полиции, поэтому он задал детективу другой вопрос:
— А что будете делать лично вы и ваша жена?
— Что вы имеете в виду? — удивился Пател. Доктор впервые услышал у него такой голос.
— А то, останетесь ли вы в Бомбее и в Индии? — спросил доктор.
— Вы предлагаете мне работу? — поинтересовался полицейский.
Фарук засмеялся.
— Конечно, нет. Мне просто интересно, остаетесь ли вы, — признался доктор.
— Это же моя страна, а вот вы здесь в гостях, — сказал ему заместитель комиссара полиции.
Это было ужасно. Вначале от Вайнода, а теперь от детектива Патела доктор узнает то, что ему неприятно слышать.
— Если вы когда-либо приедете в Канаду, буду счастлив принять вас и покажу все достопримечательности, — выпалил доктор Дарувалла свое приглашение.
Теперь засмеялся заместитель комиссара полиции.
— Более вероятно, что я увижу вас, когда вы снова вернетесь в Бомбей, — сказал он.
— Я не вернусь в Бомбей, — отрезал Дарувалла. Доктор не в первый раз принимал такое решение и безапелляционно сообщал о нем. Хотя Пател вежливо его выслушал, доктор мог поклясться в том, что заместитель комиссара полиции ему не верит.
— Ну, пока, — произнес Пател.
Вот все, что ему оставалось сказать. Не «до свидания», а просто «ну, пока».
Ни слова
Мартин Миллс снова исповедовался отцу Сесилу, который на этот раз не смог заснуть. Дэнни умер, и мать потребовала приехать в Нью-Йорк и помочь ей. Будущий священник узрел в этом знак свыше — все иезуиты проявляют упорство в поисках воли Всевышнего, а Мартин был фанатичным иезуитом. Будущий священник не только искал ее, но и полагал зачастую, что совершенно спонтанно ощущает ее присутствие. Мартин исповедывался сейчас в том, что мать все еще может заставить его испытывать чувство вины, поскольку зовет приехать в Нью-Йорк, а ехать туда ему не хочется. Это противоречие угнетало будущего священника, подобная слабость и невозможность отказать Вере были для него свидетельствами отсутствия настоящей веры, без чего невозможно посвящение в духовный сан. К тому же девочка-проститутка, которую он невзлюбил, не только предала цирк и возвратилась к жизни в грехе, но и обрела перспективу погибнуть от СПИДа. В напастях, свалившихся на Мадху, Мартин углядел мрачный знак, своего рода предупреждение, что он окажется несостоятельным в роли священника. — Очевидно, мне дано знать, что на меня не снизойдет благодать Божья во время посвящения в духовный сан, — каялся Мартин престарелому отцу Сесилу.