151 
Мартин Миллс в ванной вел себя так, будто порезы его только радовали. Он ни разу не дернулся, пока доктор промокал губкой множество мелких ранок от шипов железного обруча. Доктор подумал, что сейчас Миллсу весьма подошел бы его железный ошейник. К тому же он дважды выражал опасение по поводу того, что оставил свой кнут в машине героического карлика.
— Вайнод непременно возвратит вам кнут, — заверил его доктор.
Даруваллу случившаяся история поразила не так сильно как миссионера. Доктор удивлялся, как Мартин вообще остался жив, учитывая его невероятное внешнее сходство с киноактером. Раны оказались пустяковыми. Чем больше миссионер лепетал о происшествии, тем меньше напоминал своего брата-близнеца, поскольку Дхар не лепетал никогда.
— Ну, я знал, что нахожусь среди нехристиан, однако едва ли ждал, что встречу такую откровенную к нему враждебность, — негодовал Миллс.
— Спокойней, спокойней, — остановил доктор возбужденного иезуита. — Я бы не торопился с подобным выводом. Разумеется, люди переживают, когда их пытаются переманить в любую другую веру.
— Спасение души не является переманиванием в другую веру, — защищался миссионер.
— Ну, вы же сами подтверждаете, что находитесь на территории, где не все христиане, — ответил доктор.
— Сколько этих проституток заражены СПИДом? — спросил Мартин.
— Я ведь ортопед. Однако знающие люди говорят, заражены сорок процентов. Некоторые считают, что болеют все шестьдесят процентов.
— В любом случае, на этой территории распространено христианство, — настаивал Миллс.
В первый раз Фарук почувствовал, что сумасшедшая убежденность находящегося перед ним человека угрожает ему гораздо больше, чем поразительное сходство с Инспектором Дхаром.
— Я-то думал, вы — преподаватель английского языка. Как бывший ученик этого заведения, могу вас заверить: колледж Святого Игнатия — это прежде всего и в основном школа, — пожал плечами доктор.
Дарувалла знал отца-ректора и прекрасно себе представлял, как отнесется Джулиан к проблеме спасения душ проституток. Однако наблюдая за тем, как Мартин нагишом вылез из ванны и, не обращая внимания на раны, изо всех сил стал растираться полотенцем, доктор понял, что отцу-ректору и защитникам веры в храме Святого Игнатия предстоят тяжелые времена. Вряд ли они смогут убедить такого ревностного иезуита, что его задача сводится к улучшению английского языка в старших классах.
Миссионер с ожесточением растирал себя полотенцем, пока его лицо и торс не покраснели так, как если бы его только что избили кнутом. Все это время Миллс обдумывал ответ.
Как искусный иезуит, Мартин начал с вопроса:
— Разве вы сами не христианин? Помнится, мой отец говорил, что вы перешли в христианство, но не стали католиком, — поинтересовался он.
— Да, это так, — осторожно ответил доктор, вручая миссионеру лучшую свою шелковую пижаму.
Однако тот не торопился ею воспользоваться, предпочитая остаться голым.
— Вам известна позиция кальвинистов и сторонников Янсена по отношению к свободе воли? Я сильно упрощаю, однако этот вопрос возник на диспуте Лютера и протестантских теологов во времена Реформации. Это идея о том, что мы погрязли в греховности и можем ожидать спасения лишь через Божественную Благодать. Лютер отрицал тезис о спасении через наши добрые деяния. А согласно учению Кальвина, все мы уже заранее обречены либо спасти наши души, либо погибнуть. Вы верите в это? — спросил Мартин доктора.
Фарук оценил, к чему вел ход логических рассуждений, и предположил, что не стоит верить в это.
— Нет, не совсем верю, — сказал Дарувалла.
— Вот и хорошо. Значит, вы не сторонник Янсена. Их учение лишает верующих мужества. На самом деле положение о Божественной Благодати, которая сильнее воли человека, является пораженческой доктриной. Получается, мы ничего не можем сделать, чтобы спастись. Зачем же тогда обременять себя какими-то добрыми делами? Ну и что, что мы грешим? — продолжал иезуит.
— Вы все еще слишком упрощаете вопрос? — спросил Дарувалла.
Иезуит выслушал слова доктора с уважением. Он использовал эту реплику, прервавшую ход рассуждения, чтобы облачиться в шелковую пижаму доктора.
— Если вы предполагаете, что почти невозможно примирить концепцию свободы воли с нашей верой во всемогущего и всезнающего Бога, то я соглашусь с вами в том, что это — трудно. Вопрос о соотношении свободы воли и божественного всемогущества — вас интересует именно эта проблема? — спросил Мартин.
151 
