Рахул поднялся по лестнице в свой номер и долго чистил зубы, чтобы пропал всякий вкус пудры «Кутикура». Затем, раздевшись, он улегся на кровать и стал смотреть на себя в зеркало. Желания заняться онанизмом не возникло. Гермафродит немного порисовал, но и это не помогало. Рахул ненавидел доктора, оказавшегося в гамаке Джона. От сильных переживаний, он не возбуждался. В соседней комнате посапывала тетушка Промила.
Внизу в холле мальчик пытался успокоить собаку. Странно, что животное так возбудилось, обычно на женщин собака не реагировала. Только при виде мужчины у пса вставала шерсть дыбом и он настороженно обнюхивал все места, где проходил мужчина. Мальчик изумился: животное реагировало на Рахула именно таким образом. Кроме того, пареньку следовало охладить свое воображение от вида красивых грудей Рахула. Он тоже возбудился, маленький его пенис встал торчком. Однако мальчик хорошо представлял, что холл отеля «Бардез» — не место для удовлетворения сексуальных фантазий, поэтому он улегся на мат, убедил собаку лечь рядом и стал разговаривать с ней, как делал до этого.
Фарук переменил веру
На рассвете по дороге на Панджим Нэнси еще повезло — заметив хромоту, ее пожалел мотоциклист. Мотор его «Езди» был слабеньким, однако для двоих вполне хватало и мощности 250 кубических сантиметров. На руле японского мотоцикла стоял обтекатель из красного пластика, а на фаре была нарисована черная точка. Устройство на заднем колесе слева предотвращало попадание юбки в цепь мотоцикла, однако Нэнси носила джинсы. Она чуть не продавила сидение за юнцом-водителем и обхватила руками талию парня, хотя знала, что большая скорость ей не грозит.
Мотоцикл «Езди» оборудовался противоударными металлическими реями, которые выпячивались вперед наподобие оглобель. У хирургов подобное устройство получило название «металлическая пластина для разрушения берцовой кости». Такую известность они приобрели благодаря тому, что ломали мотоциклистам берцовые кости, хотя предназначались для предотвращения аварийной деформации и возгорания бака с горючим при ударе.
Молодой водитель, который вначале не мог приспособиться к управлению в новых условиях, поскольку от веса Нэнси его сильно заносило на поворотах, снизил скорость.
— Не может ли эта штука ехать побыстрее? — спросила женщина.
Парень почти не понял вопроса, однако его взволновал голос американки, зазвучавший у него над ухом. Вероятно, он посадил женщину на мотоцикл не оттого, что она хромала. Не в последнюю очередь его остановили обтягивающие бедра джинсы, светлые волосы и колыхание грудей, которые сейчас терлись о его спину.
— Вот так лучше, — сказала американка, когда водитель осмелился прибавить скорость.
Набегавший поток воздуха сдувал капельки тумана, оседавшие на красном обтекателе и на металлических трубках. Мотоцикл нес ее ближе к парому и к цели — городу Бомбею.
Она окунулась в грех с головой и обнаружила, что он ужасен. Нэнси стала похожа на грешницу, пытающуюся найти путь к труднодостижимому спасению. Ее добропорядочность могла быть возвращена лишь непорочным и неподкупным полицейским. Инспектора Патела американка представила как воплощение прямо противоположных качеств, конфликтующих друг с другом. С одной стороны, Нэнси верила, что он добродетелен и честен. С другой стороны, она считала, что сможет склонить его к половой близости. Согласно ее логике, добродетельность и честность полицейского должны стать качествами ее собственной натуры. Такая иллюзия встречается нередко и наблюдается не только у женщин. Существует довольно устойчивое убеждение, что последствия нескольких неудачных половых связей могут быть полностью стерты из памяти за счет правильного выбора партнера. Нельзя винить Нэнси за то, что она хотела сделать это.
В то время, когда американка на мотоцикле устремилась к парому и к тому, что принесет ей судьба, доктор Дарувалла очнулся от сумасшедших из-за несварения желудка ночных снов, а также от ощущения тупой боли в большом пальце правой ноги. Он раздвинул противомоскитную сетку и опустил ноги на пол. Однако стоило доктору лишь приподняться, как его буквально потряс взрыв резкой боли. На секунду доктору показалось, что он еще во власти сна и чувствует себя телом святого Франциска. В мутно-коричневом свете утренней зари, более темном, чем цвет его кожи, Дарувалла исследовал свой палец. Хотя кожа не разорвалась, однако глубокие ранки и синяки, переливавшиеся пурпурными тонами, ясно обозначали место укуса.