Особенно,... 
4 
Верное дело: поплюешься тут, попенишься, ежели волосатые ручищи Здоровяка проворно ухватили нага[2] за обе шеи и сдавили кузнечными клещами…
Гибкое тело извивалось в конвульсиях, хвост изо всех сил хлестал великана по бокам, но с равным успехом можно было пороть розгами Махендру, лучшую из гор.
Хватка земного воплощения мало чем уступала ласковым объятиям самого Вселенского Змея.
— Пус-с-сти!.. — с усилием выдавил наг из той глотки, которую сжимала левая рука мучителя. — Задуш-ш-шиш-ш-шь, с-с-су…
— И впрямь, тезка, задушишь, — философски заметил Рама-с-Топором. — Держать держи, только не дави так.
— Да я ж легонечко… — с подкупающей искренностью изумился Здоровяк, но хватку послушно ослабил, и наг провис драным канатом, клокочуще дыша в два горла.
Оба Рамы тем временем с интересом разглядывали гостя.
В свете костра мерцала серебром чешуя, отполированная до зеркального блеска, а края каждой чешуйки были с тщанием подведены сурьмой. Все тело чревоходящего щеголя равномерно покрывали какие-то чудные узлы, делая нага похожим на ствол молодого бамбука. В верхней четверти туловище плавно раздваивалось, образуя две шеи — каждая длиной в локоть и толщиной с человеческую руку (лапы Здоровяка не в счет!). На концах шей судорожно глотала воздух пара голов-близнецов. Разве что правая — с сизым родимым пятном у виска. На скулах чешуя переходила в сероватую шелушащуюся кожу, отчего наг выглядел больным, лбы венчали костяные гребни-диадемы, топорщась короткими острыми шипами. Волос на лицах не росло вовсе, даже бровей, даже ресниц, а зрачки были чисто удавьи — не гляди, дурашка, козленочком станешь, только ненадолго…
И еще трещотка-погремушка на кончике хвоста.
— Хорош! — заключил аскет, удовлетворясь осмотром. — Отдышался?
— Вроде, — просипела левая голова. Правая отмолчалась, дыша про запас.
— Тогда отвечай, красавец: кто таков, откуда взялся и что ты тут забыл? — без особой ласки поинтересовался аскет.
— Я потомственный наг Васятха, прапраправнук знаменитого Гухринич-нага, порученец самого Нагараджи Такшаки! — явно приходя в себя, с достоинством возвестил змий.
Впрочем, опять в одно горло.
Левое.
Перестарался Здоровяк, что ли?..
— Васятха? — задумчиво повторил Рама-с-Топором. И тут же перевел имя нага с благородного на обыденный. — Хороший, значит?
— Я Хороший, я очень Хороший! — истово закивал головами порученец, опасливо косясь вверх, на Здоровяка.
Поверит ли детинушка?
— Лучше не бывает, — согласился аскет. — Ладно, будем считать, на первый вопрос ответил. Отвечай на остальные.
— Да я и сам не пойму, как здесь оказался! — Имей Васятха-Хороший руки, он непременно бы развел ими, выражая полное недоумение. — Возвращаюсь я подземными путями нагов, спешу с докладом к Нагарадже — и тут меня ка-ак потянет вверх! Знаю ведь, что сюда не надо, что мне наискось через Питрилоку, а все равно ломлюсь сквозь землю, будто на привязи! Вылетел наружу — чувствую: задыхаюсь! Ну а дальше вы и сами все знаете…
Рама-с-Топором задумчиво подергал кончик своей многострадальной косы. Затем пнул комок развороченной земли в том месте, откуда явился наг. Довольно широкий лаз уводил в глубины земных недр, в Третий мир — обиталище нагов, душ умерших и части мятежных асуров.
Из лаза тянуло сыростью.
— Дырявим землю, людишек дырявим, а толку… — пробормотал аскет себе под нос. И, уже обращаясь к тезке, словно нага и не существовало: — Ну что, Здоровяк, проверили?! Видал, что с мантрами творится?! А тебе все шуточки…
— Отпустили б вы меня, люди добрые! — взмолился Васятха, чувствуя, что о нем забывают. — Я наг честный, кроткий, целомудренный (последнее далось змию с трудом)! Яда не коплю, козней не строю, Закон блюду златым блюдом… И вообще из-под земли редко выбираюсь. Мне обратно надо, с докладом! Если задержусь — Повелитель меня по головам не погладит! Смилостивьтесь, челами бью!
— Ладно, ползи, — махнул рукой Рама-с-Топором. — Сказал бы хоть, чего тебя нелегкая носит?.. Стряслось что?
Здоровяк отпустил змия, и наг уже начал было хвостом вперед втягиваться в спасительный ход, уводящий в глубь земли. Услыхав последний вопрос аскета, Васятха изогнулся хитрым крюком и, почтительно оборотясь к старику, ответствовал:
— Я возвращаюсь с Поля Куру известить Нагараджу, что Великая Битва завершилась…
4 
