Особенно,... 
70 
— Я могу принести мир? Каким образом?
— Не знаю. Мне сказали только то, что я передал тебе, но тот, кому явилось видение, выше доверия или обмана. Мои слова — правда, уверяю тебя.
— Конечно, я тебе верю, — ответила Хизи. Ей так этого хотелось. Она была повинна в столь многих смертях, что мысль о себе как о миротворице была подобна прекрасному цветку, расцветшему в бесплодной пустыне. Хизи жадно тянулась к прекрасному образу, хотя и понимала, что он ложный. Не может не быть ложным.
— Но как ты смеешь? — медленно проговорила она. — Как ты смеешь? Двенадцать лет никому не было дела, что со мной происходит, счастлива я или горюю, жива я или умерла. А теперь весь мир только во мне и нуждается, чтобы использовать, как инструмент ремесленника. Я пожертвовала всем, что любила, чтобы избегнуть такой участи. Можешь ли ты это понять? Я бежала из дому и стала жить с вами, вонючими варварами, чтобы избегнуть ожидающей меня участи! Я отдала уже все, что способна отдать, слышишь? Так как же ты смеешь предлагать мне снова стать чьим-то орудием? — Хизи дрожала, ее голос стал пронзительным. Слова лились изо рта помимо ее воли, но ей было уже все равно. Буря, бушевавшая в ее сердце, могла быть паникой или яростью или тем и другим; Хизи не могла отличить, так тесно все переплелось. — Убирайся, слышишь? Будь у меня и правда та сила, которой, как считает твой народ, я обладаю, неужели ты думаешь, что я стала бы помогать вам? Я бы уничтожила вас, оставила только почерневшие кости, рассеяла ваш пепел по всему миру!
Она хотела продолжать, но наконец спохватилась, рассудок поборол гнев. Хизи хотелось причинить боль Мху, заставить его лицо утратить сдержанное выражение; она направила на него свою ярость, как делала это в Ноле. Там воины падали, содрогаясь, и умирали. Мох же лишь печально улыбнулся.
— Мне жаль, что я так огорчил тебя. Я думал, ты сочтешь за честь спасти два народа, а может быть, и целый мир от страданий и гибели. Наверное, я ошибся в тебе.
— Твои боги ошиблись во мне, — бросила Хизи. — Весь мир ошибается во мне. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое.
— Твоя судьба не такова, — мягко ответил Мох.
— Я сама буду определять свою судьбу, — рявкнула Хизи, перекрикивая усиливающийся грохот барабанов.
Мох отступил, все еще снисходительно улыбаясь.
— Мне нужно идти. Обряд заканчивается.
— Я и велела тебе убираться, — фыркнула Хизи.
— Верно. Но я еще поговорю с тобой позже, когда ты все обдумаешь.
— Я уже обдумала, — ответила Хизи. — Я сыта по горло этими мыслями.
Мох пожал плечами, поклонился и отступил на несколько шагов, потом повернулся и направился к костру. Хизи следила за ним взглядом, чувствуя, как все ее тело сотрясается от ярости. Она сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться, потом оглянулась.
Полотнище, закрывающее вход в ект, слегка отходило наружу.
— Все в порядке, Тзэм, он ушел, — сказала Хизи, и полотнище опустилось. — Спасибо тебе, Тзэм, — добавила Хизи. Великан по крайней мере всегда на ее стороне, потому что любит ее, а не ради каких-то ее таинственных сил.
Хизи снова взяла барабан, заметив, как дрожат ее пальцы. Она смотрела в сторону костра, где провожали домой бога-коня.
— Тзэм, иди сюда, — позвала Хизи.
Огромная голова Тзэма немедленно высунулась из двери.
— Да, принцесса?
— Как ты думаешь, крыша екта выдержит наш вес? Тзэм задумчиво взглянул на шатер.
— Я раньше видел, как многие сидят на крышах. Ты ничего не весишь, а я не тяжелее троих человек. Думаю, столбы выдержат и больше.
Хизи кивнула, вспомнив, на каких толстых опорах покоится крыша.
— Тогда помоги мне залезть наверх, — сказала она. — Я хочу увидеть церемонию.
— Как прикажешь, принцесса, — ответил Тзэм. — И не объяснишь ли ты мне, чего хотел этот варвар. Я не все слышал.
— Объясню, обещаю тебе, только позже.
Они обошли ект; на задней его стороне наружные опоры образовывали что-то вроде лестницы. Тзэм подсадил Хизи и сам неуклюже влез следом. Хизи ожидала, что крыша по крайней мере заскрипит под таким весом, но она выдержала их с легкостью.
Хизи встала на ноги и присмотрелась к собравшимся вокруг костра менгам.
Видно было не особенно хорошо. Огромный столб пламени освещал ближайшие к нему возбужденные лица, более смутно — соседние, а дальше толпа превращалась в сборище теней, за которым стояла тьма. Вокруг костра было свободное пространство шириной в дюжину шагов в любом направлении. Семеро барабанщиков колотили в свои инструменты — от такого же маленького, как барабан Хизи, до огромного, в рост человека, — расположившись на ближайшем к Хизи краю площадки. К тому же, казалось, каждый кочевник тоже извлекает из чего-то звуки — колокольчика, трещотки, чего угодно. Барабаны, однако, заглушали все остальное своим громом.
70 
