– Komm schon, mein kleiner Liebling. 1st doch nur ein Koffer. – Это просто ящик.
Леонард тоже не отгонял собаку. Ему нужен был повод, чтобы продлить отдых. Но теперь она ворчала и скулила попеременно. Она пыталась сомкнуть челюсти на ребре ящика.
– Gnadige Frau, – сказал Леонард, – пожалуйста, следите за своей собакой.
Но вместо того чтобы потянуть за поводок, женщина лишь усилила поток ласковых уговоров. «Дурашка, что это ты надумала? Эти вещи принадлежат господину, а не тебе. Пойдем же, моя сосисочка…»
Некая спокойная, отстраненная часть его «я» размышляла о том, что, если бы кто-нибудь захотел от чего-то избавиться, одной голодной собаки было бы мало. Тут понадобилась бы стая. Собака нашла удобное место. Она вцепилась зубами в угол ящика. Она грызла его, ворча и виляя хвостом.
Наконец женщина обратилась к Леонарду.
– Должно быть, у вас там еда. Wurst, наверное. – В ее голосе прозвучала обвинительная нотка. Похоже, она решила, что имеет дело с контрабандистом, переправляющим с Востока дешевые продукты.
– Это дорогой ящик, – сказал он. – Если ваша собака испортит его, вам придется отвечать, Gnadige Frau. – Он огляделся, словно в поисках полицейского.
Женщина была оскорблена. Она яростно дернула за поводок и двинулась прочь. Собака взвизгнула и побежала рядом, но затем, кажется, пожалела о своей покорности. Ее хозяйка удалялась, но она стала рваться назад. Сквозь пелену генетической памяти она учуяла шанс всей жизни – безнаказанно пожрать человечину и отомстить за десять тысяч лет рабства, в которое попали ее волчьи предки. Спустя минуту она все еще оглядывалась и слегка упиралась, демонстрируя свою неохоту идти. Но женщина шагала вперед, отвергнув всякие компромиссы.
На ящике остались следы зубов и слюна, но ткань, которой он был обшит, уцелела. Он снова примерился к своей поклаже и поднял ее. Через пятнадцать шагов ему пришлось остановиться. Неодобрение женщины не исчезло вместе с ней, им были заражены взгляды других прохожих. Что там у него в чемоданах, почему они такие тяжелые? Почему он не пригласил помочь кого-нибудь из друзей? Это что-то незаконное, наверняка контрабанда. Почему он выглядит таким измотанным, этот человек с тяжелыми чемоданами? Почему он не побрился? Рано или поздно Леонард должен был попасться на глаза полицейскому в зеленой форме. Они здесь всегда настороже. Такой уж это город. И власть у нее безграничная, у этой немецкой полиции. Он не сможет отказаться, если они потребуют открыть багаж. Ему нельзя стоять, иначе дело кончится плохо. Он решился на отчаянные перебежки по десять-двенадцать шагов. Он пытался выдать мучительную гримасу напряжения за улыбку респектабельного приезжего, только что с вокзала, который не нуждается ни в пристальном внимании, ни в чужой помощи. Паузы между перебежками он сокращал насколько возможно. Останавливаясь, он озирался из-за едущих мимо машин и делал вид, что заблудился или ищет нужный дом.
Около станции метро «Котбусер тор» он поставил ящики на край тротуара и сел на них. Он хотел дать передохнуть больной ноге. Он собирался снять туфлю. Но ящики тревожно прогнулись под его тяжестью, и он сразу же встал. Если бы ему удалось поспать минут десять или даже пять, подумал он, тогда управиться с этим грузом было бы гораздо легче.
Он стоял поблизости от Eckladen (Магазинчик), где они иногда кое-что покупали. Владелец, который заносил внутрь подставки с овощами и фруктами, увидел Леонарда и помахал ему.
– Едете отдыхать?
Леонард кивнул и в то же время сказал:
– Нет, нет еще, – а потом в смятении добавил по-английски: – Я вообще-то по делу, – о чем немедленно пожалел. Каков-то он будет, отвечая на вопросы любопытного полицейского?
Он стоял около ящиков, наблюдая за машинами. Он видел предметы, плывущие на краю его поля зрения: английский почтовый ящик, оленя с высокими рожками, настольную лампу. Когда он оборачивался к ним, они исчезали. Его сны начинались без него. Чтобы прогнать каждый очередной фантом, надо было поворачивать голову. В них не было ничего зловещего. Один за другим кружились бананы, коробка печенья с нарисованным на ней сельским домиком открылась сама собой. Как ему сосредоточиться, если он все время должен вертеть головой, чтобы не давать этим призракам воли? Осмелится ли он оставить их там, где они есть?
У него был план, придуманный так давно, что теперь он уже сомневался в его разумности. Тем не менее следовало придерживаться этого плана, поскольку другого в запасе не было. И все же одна смутная мысль по-прежнему притягивала Леонарда. Темнело, у машин зажглись фары, магазины закрывались, люди шли домой. Уличный фонарь, ненадежно прикрепленный к ветхой стене у него над головой, загорелся с легким потрескиваньем. Какие-то дети прокатили мимо коляску. Такси, которое он высматривал, уже тормозило у тротуара. Он даже не подал знака. Шофер сам увидел его поклажу. Сумерки не помешали ему заметить, какая она тяжелая. Он вышел и открыл багажник.