Я так мечтал о жертве, о теплой и еще живой жертве.
– Умоляю! Дайте ее мне! – кричал я и слышал голос Армана:
– Ты получишь ее только тогда, когда скажешь то, что я тебе велел.
Это был суд толпы монстров, трибунал белолицых демонов, извергающих поток обвинений. Отчаянные мольбы Луи… Клодия, в немом молчании не сводящая с меня взгляда… И мой собственный голос, подтверждающий, что именно она это сделала, а потом выкрикивающий ругательства в адрес Армана, который с невинным, как всегда, выражением сияющего лица вновь увел меня в темноту.
– Ты сделал все как надо, Лестат. Ты поступил правильно.
Что я сделал? Свидетельствовал против них и подтвердил, что они нарушили древние законы? Что осмелились восстать против предводителя общества? Да что они знают о древних законах! Я кричал и звал Луи. А потом в темноте я пил кровь, кровь еще живой жертвы. Но это не была исцеляющая кровь. Это была просто кровь.
Мы снова ехали в экипаже. Шел дождь. Мы мчались через поля. Потом мы долго поднимались по лестнице, пока не оказались на крыше башни. В руках я держал испачканное кровью желтое платьице Клодии. Я видел то ужасное место, где лучи солнца испепелили ее.
– Развейте прах, – попросил я, но никто не сдвинулся с места.
Разорванное и окровавленное желтое платьице лежало на полу камеры. Теперь оно было у меня в руках.
– Надеюсь, ее прах развеют? – спросил я.
– Разве ты сам не хотел справедливости? – откликнулся Арман.
Черный шерстяной плащ был плотно запахнут, чтобы защитить его от ветра. После недавней охоты лицо его казалось темным.
Что общего имело все происшедшее со справедливостью? И зачем я сжимал сейчас в кулаке эту вещицу, это крохотное платьице?
Бросив взгляд с зубчатой стены башни Магнуса на город, я увидел, что тот подступил совсем близко. Он уже протягивал свои длинные руки, чтобы заключить в объятия и башню, куда долетал теперь отвратительный запах фабричного дыма.
Стоя возле железных перил, Арман пристально смотрел на меня, и в эти минуты он показался мне таким же юным, как и Клодия. «А главное, будь уверен в том, что до момента перерождения они успели прожить достаточно долго. Никогда, слышишь, никогда не имей дело с такими юными существами, как Арман». Перед смертью она не сказала ни слова. Она смотрела на тех, кто ее окружал, как на великанов, болтающих между собой на непонятном ей языке. Глаза у Армана были красные.
– А Луи? Где он? – спросил я. – Его ведь не убили? Я его видел. Он вышел на улицу, под дождь.
– За ним выслали погоню, – ответил он. – И уничтожили его.
Лжец с лицом мальчика из церковного хора.
– Останови их! Ты должен их остановить, пока еще есть время!…
Он покачал головой.
– Почему? Почему ты не можешь их остановить? Зачем ты вообще все это устроил – суд и все остальное? Какое тебе дело до того, что они со мной сделали?
– С ним все кончено.
Сквозь вой ветра до меня донесся звук парового свистка. Отходит поезд мыслей… отходит… И не хочет возвращаться обратно… Вернись, Луи, вернись…
– И ты не собираешься помогать мне? – в отчаянии воскликнул я.
Он подался вперед, и лицо его мгновенно изменилось, как менялось много-много лет назад, как будто кипящий внутри гнев растопил и исказил его черты.
– Тебе, который уничтожил всех нас? Кто отнял у нас все? А почему ты решил, что я стану тебе помогать? – С неузнаваемо искаженным лицом он подошел ближе. – Тебе, который заставил нас писать свои имена на отвратительных афишах, кто сделал нас героями дешевых романов и предметом обсуждения в парижских гостиных!
– Но ведь это не я! Ты же знаешь, что это не я! Клянусь!… Это не я!…
– Тебе, который раскрыл все наши секреты! Щеголю и франту, маркизу в белых перчатках, демону в бархатном плаще!
– Просто безумие – обвинять меня во всем этом! Ты не имеешь права!
Я упорно защищался, но язык у меня так заплетался, что я сам с трудом понимал, что говорю.
– В подземельях древнего кладбища мы жили почти как в раю. – Голос его стал вдруг пронзительным и резким. – У нас была вера и была цель! И это ты, ты пришел к нам и разом лишил нас всего! Что у нас теперь осталось? Ответь! Ничего, кроме любви друг к другу! А что такое любовь для таких, как мы?!
– Неправда, это началось намного раньше. Ты не понимаешь. Ты никогда ничего не понимал.