4

Я проснулся от громких криков. Он колотил руками в дубовую дверь и проклинал меня на чем свет стоит за то, что я его запер. От стука и воплей сотрясались стены башни, и даже сквозь каменные стены я чувствовал его запах. О, этот сочный запах живой человеческой плоти и крови! Его плоти и крови!

Она спокойно спала.

«Не делай этого!»

Симфония зла и безумия, проникающая сквозь стены, голос разума, силящийся обуздать ужасные видения и муку, облечь их в слова…

Едва ступив на лестницу, я оказался в водовороте криков и человеческого запаха…

На меня потоком хлынули и другие связанные с ним запахи: ароматы деревянных досок стола, красного вина и дыма от очага.

– Лестат! Ты слышишь меня, Лестат?! – И снова громоподобный стук в дверь.

Мне вдруг вспомнилась старая, слышанная мною в детстве сказка: великан почувствовал запах человека в своем жилище. Я вновь ощутил детский ужас при мысли о том, что великан вот-вот обнаружит человека. Я слышал, как он крадется следом за жертвой. И эта жертва – я!

Только теперь я уже больше не человек.

Едкий запах дыма и пульсирующей человеческой крови…

– Это проклятое место, Лестат! Ты слышишь меня? Это такое же проклятое место, как поляна ведьм!

Смутные воспоминания о наших тайнах, нашей любви, обо всем, что происходило с нами и о чем знали только мы двое… разве можно забыть о наших танцах на поляне ведьм? Разве можно отречься от всего, что было между нами?

Увезти его из Франции? Отправить в Новый Свет? А что потом? Всю жизнь он обречен быть одним из надоедливых и мало кому интересных людей, которые утверждают, что видели привидения, без конца о них говорят и которым никто не верит! Безумие будет усиливаться, пока наконец он не превратится в полоумного шута, одного из тех, кого не трогают даже воры и разбойники. Он будет играть на своей скрипке на потеху толпы где-нибудь на грязных улочках Порт-о-Пренс.

«Обмани его, – сказала она. – Никто и никогда не поверит его безумным рассказам!»

Но ведь ему известно, где находится наше убежище, матушка. Ему известны наши имена и имена наших близких. Он знает о нас слишком много. И он ни за что не согласится спокойно, без шума отправиться в другую страну. А они могут последовать за ним. Они никогда не оставят его в покое и не позволят ему жить. Кто они?

В ураганном потоке криков Никола я поднялся по лестнице и выглянул в небольшое зарешеченное окошко на простирающееся передо мной поле. Они будут возвращаться снова и снова. Они должны прийти. Поначалу я был совершенно один, потом рядом появилась она, а теперь у меня есть еще и они!

Но в чем же все-таки дело? В том, что он сам этого хочет? В том, что кричит и ругается только потому, что я отказываюсь дать ему силу и могущество?

Или в том, что я просто ищу удобный для себя выход из положения? Пытаюсь найти оправдание тому, что собираюсь взять его с собой, превратить в себе подобного, тому, что я хотел этого с самого начала? Никола, мой любимый Ники! Тебя ждет вечность! И огромное количество удовольствий и преимуществ, которые подарит тебе привилегия быть мертвым!

Я продолжал подниматься по лестнице. Я жаждал его! Пусть кричит себе сколько угодно! В душе у меня все ликовало и пело, и причиной тому была моя беспредельная жажда!

Крики его превратились в нечленораздельные проклятия, глухие отголоски его страданий, которые я мог ощущать и без слов. В срывающихся с губ звуках было столько же восхитительной чувственности, сколько и в медленном потоке пульсирующей в его сердце крови.

Как только я вставил в замок ключ, он замолчал и словно втянул в себя мысли, как будто маленькая раковина способна всосать и спрятать в своих извилинах целый океан.

Я жаждал увидеть в комнате человека, а не существо, человека, которого я болезненно любил, которого ждал все эти месяцы, к которому испытывал беспредельную страсть. Я жаждал увидеть смертного, который сам не знал, о чем говорил, не сводя с меня горящего взгляда.

  119