Особенно,... 
15 
Или она тоже на газе работает?
Пока мать предавалась размышлениям, бойкая Настя, не утруждая себя мыслительным процессом, трижды приложилась молотком к двери. Щелчок, и створки начали медленно раскрываться. В плавном ходе, с каким дверь являла гостьям свою толщину, было что-то от выхода Голиафа на поле боя. Это впечатляло. Потрясало. Вызывало благоговение и толкало к идее преходящести всего на свете — кроме Ее Величества Двери. “Бронеплита. Плюс дубовый шпон”, — трудно было вернуть себе ясность мысли, понимая, что для приведения в движение бронеплиты такого размера (“Три фута два дюйма”, — прикинули мы на глаз толщину) требуется как минимум танковый двигатель. А для совершенного беззвучия...
Наконец дверь распахнулась, и глазам предстало объемистое чрево “Шутихи”; кстати, таблички с названием фирмы нигде не обнаружилось. Просторный холл освещался двумя газовыми рожками; ясеневая лестница с резными перилами и балясинами, похожими на огромные кегли работы Лейтона Стреттона, вела на второй этаж. Внизу же, в холле, у дальней его стены, имелся стеганый диван бежевого цвета и три высоких кресла со спинками столь прямыми и строгими, что они наводили на мысли о боннах из Ливерпуля. Проходя внутрь, Шаповал не удержалась: исподтишка колупнула торец двери острым наманикюренным ноготком. Святой Патрик! — дверь была сплошной. Натуральный мореный дуб при полном отсутствии шпона, бронеплит или пошлого пластика! А еще стала заметна хитрая механика старинного замка: пожалуй, нынешним взломщикам, привыкшим к электронике-автоматике, подобный ветеран битвы при Ватерлоо вполне мог оказаться не по зубам.
Из-за конторки навстречу дамам поспешил встать набриолиненный клерк. В строгом рединготе, обложенном по швам шнурами, он напоминал кузнечика в трауре.
— Сэр Мортимер ожидает вас, леди. Я провожу. Прошу за мной.
Лестница. Под ногами — дорожка цвета песка с темно-зеленой окантовкой, аккуратно прихваченная к ступеням надраенными, как на фрегате флота Ее Величества, планками из меди. Неброская драпировка стен: сычуаньский шелк. А потом перед дамами распахнулась курительная комната. Под стеклом в витринах вдоль стены — коробки с сигарами, коллекция трубок и инкрустированных перламутром мундштуков, жестянки с трубочным табаком. Столики с пепельницами, приземистые кресла, похожие на лоснящихся, раздувшихся от важности жаб. На стене — потемневшая от времени картина. Или это света рожков не хватает? Неизвестный художник был превосходным бытописателем: четверка благообразных джентльменов играет в покер, дымя сигарами. У игрока, сидящего на переднем плане спиной к зрителю, на руках — тузовый покер: четыре туза и джокер.
Джокер.
Шут.
Галина Борисовна пристальней вгляделась в карту, и ей вдруг показалось, что губы нарисованного на атласе шута растянулись в улыбке. Джокер заговорщицки подмигнул даме, скорчил потешную рожу — и вновь застыл, притворяясь неживым. Рисунком. Милым пустячком...
Шаповал тряхнула головой, отгоняя дурацкое наваждение, и проследовала далее за клерком-провожатым. Анастасия, как послушная барышня, шла на шаг позади матери, не отставая и не пытаясь вырваться вперед. По сторонам дочь глазела умеренно, соблюдая приличия. Похоже, обычная ее взбалмошность приглушилась обстановкой. Они миновали пустой и гулкий зал для приемов, где пламя множества свечей, горевших в канделябрах, полыхало прямо под ногами, отражаясь в зеркале натертого воском пола из наборного паркета. Голова кружилась от всех этих портьер, шпалер, гобеленов и антикварной мебели; однако на выставку или музей особняк не походил. Здесь крылась своя, вполне функциональная закономерность; здесь работали — возможно, даже жили — серьезные люди с оригинальным, но безупречным вкусом. Постепенно рождалось уважение к фирме, способной так обставить и содержать большой дом; вероятно, настрой клиента на правильный лад и был основной целью экскурсии.
— Будьте любезны обождать. Я доложу сэру Мортимеру.
Напольные часы с маятником, темная свеча в корпусе эбенового дерева, издавали вкрадчивое “тик-так”, словно намекая на известную только им тайну. Но чем дальше от часов, тем более холл врастал в современность: из сумрака проступали кофейного цвета обои, тесня шелк драпировок, на смену газовым рожкам явились электрические “ракушки”. Напротив картины, изображавшей бал, где меж дам и кавалеров сновали юркие арлекины, красовался шедевр неизвестного поставангардиста: дикое смешенье красок. Связь времен медленно, но верно срасталась заново, концентрируясь на офисной двери, точнее, на круглой ручке из белого пластика.
15 
