Негромкий шум машин, проносившихся по Наполеон-авеню, действовал успокаивающе.
Во всяком случае на меня.
Дора тяжело вздохнула. И вдруг я почувствовал ее ладонь на своей руке – прикосновение было мягким и мгновенным, но я отчетливо ощутил, как ее пальцы прижались к рукаву, словно пытаясь определить, что за плоть скрывается под толстой шерстяной тканью.
А потом те же пальцы скользнули по моему лицу.
Не знаю почему, но этот жест очень характерен для смертных. Как будто стараясь понять, что мы собой представляем, они сгибают пальцы и костяшками проводят по нашим лицам. Возможно, такой жест кажется им более безопасным – создает иллюзию, что они касаются кого-то, если можно так выразиться, опосредованно, в то время как прикосновение подушечками пальцев слишком интимно.
Я не шелохнулся, позволяя ей сделать это, как будто она слепая, желающая оказать мне знаки внимания. Рука ее медленно двинулась к моим волосам. В комнате достаточно света, чтобы она могла увидеть, как они густы и красивы. А в том, что они именно таковы, я не сомневался, по-прежнему оставаясь все тем же бесстыдным, тщеславным, самодовольным существом, лишь временно и случайно утратившим уверенность в себе.
Дора опять перекрестилась. Но сделала она это не оттого, что боялась меня, а, как я полагал, просто желая еще раз убедиться в чем-то, подтвердить правильность своих выводов. Она безмолвно прочла молитву.
– Я тоже могу это сделать, – сказал я. И начал: – Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа...
Когда я закончил, прочитав всю молитву от первого до последнего слова по-латыни, Дора изумленно посмотрела на меня, и вдруг с губ ее сорвался короткий тихий смешок.
Я улыбнулся в ответ. Кровать и стул, на которых мы сидели, стояли в самом углу комнаты. За спиной у Доры было окно, за моей спиной – тоже. Окна, окна, окна... Не дом, а дворец, словно состоявший из одних окон. Я взглянул вверх. Потемневшее от времени дерево потолка в пятнадцати футах над нашими головами не утратило своей прелести. Как здорово, что строители монастыря следовали европейским стандартам и не поддались соблазну уменьшить его высоту в угоду моде своего времени.
– Знаете, – заговорил я, – когда я в первый раз вошел в Нотр-Дам, после того как меня сделали тем, кто я есть, – вампиром... Должен вам сказать, что я стал таким отнюдь не по своей воле и до момента перерождения был обыкновенным смертным, таким же, как вы, только моложе. Обряд был совершен надо мной насильно, и я сейчас не помню всех подробностей, не помню даже, молился ли, когда все это происходило. Но одно знаю точно и даже описал это в своем романе: я боролся, изо всех сил, до последнего... Так вот, когда я вошел под своды Нотр-Дам, первое, о чем я подумал, это почему Господь не покарал меня смертью...
– Должно быть, таково было ваше предназначение. В общем порядке вещей каждому отведено свое место.
– Вы так думаете? И действительно в это верите?
– Да. Я не думала, что когда-нибудь мне доведется лицом к лицу столкнуться с таким существом, как вы, однако я никогда не считала подобную встречу невозможной или невероятной. Все эти годы я жила в ожидании знака, какого-то доказательства. Я могла умереть, так и не дождавшись его, но почему-то всегда чувствовала, что этого не случится... что он... знак... непременно будет мне явлен.
Типично женский по тембру голосок Доры звучал негромко, но в нем было столько уверенности и чувства собственного достоинства, что каждое слово приобретало особую значимость и убедительность, которым мог бы позавидовать и мужчина.
– И вот появляетесь вы, – продолжала она, – и сообщаете, что убили моего отца, а потом утверждаете, что он приходил и беседовал с вами. Нет, я не из числа людей, способных просто отмахнуться от таких заявлений. Ваши речи не лишены определенного шарма и витиеватой изысканности. Кстати, знаете, что в первую очередь привлекло меня в Библии? Еще в раннем детстве меня заворожила ее витиеватая изысканность. Она помогла мне узнать и постичь совершенно иной образ жизни. Открою вам один секрет. Однажды я пожелала смерти собственной матери, и в тот же день, не прошло и часа, она навсегда исчезла. Я могла бы рассказать вам еще очень и очень много. И хочу, чтобы вы поняли: единственное мое желание состоит в получении от вас знаний. Ведь вы осмелились войти в Нотр-Дам, и Господь не покарал вас...
– Хотите узнать еще один забавный факт? – перебил я. – Это произошло более двухсот лет назад. В дореволюционном Париже. В те времена там уже существовали вампиры. Они жили на кладбище Невинных мучеников, глубоко под землей, в катакомбах под старинными склепами. И они боялись войти в Нотр-Дам, а когда увидели, что я направился в собор, тоже были уверены, что Господь покарает меня смертью.