Когда-то мы жили в этом особняке втроем: Луи, Клодия и я. В ходе его ремонта и реставрации я выполнил данное себе когда-то обещание: устроил здесь собственное место для отдыха. Но не в той комнате, что прежде служила мне спальней, – теперь там стояли только кровать с пологом на четырех столбиках и туалетный столик, – а в мансарде под самой крышей. Надежное убежище из металла и мрамора.
В общем, в Новом Орлеане у нас было вполне комфортабельное жилище, и я был даже рад, что Луи там не оказалось. Мне не хотелось рассказывать ему о том, что я видел, и услышать в ответ, что он не верит ни единому моему слову. В его чисто убранных комнатах ничего не изменилось. Разве что прибавилось несколько новых книг и появилась очень интересная, сразу привлекшая к себе мое внимание картина Матисса.
Как только мы устроились с дороги и проверили все системы безопасности – должен сказать, что бессмертные терпеть не могут, когда обстоятельства заставляют их делать то, что вынуждены делать смертные, поэтому мы просто быстро, но внимательно осмотрели все вокруг, – было решено, что я один отправлюсь в окраинные районы и постараюсь увидеть Дору.
В последнее время я не ощущал присутствия ни своего преследователя, ни таинственного мужчины. Однако мы с Дэвидом считали, что любой из них может вскоре появиться вновь.
Тем не менее я рискнул расстаться с Дэвидом и дать ему возможность побродить по городу в свое удовольствие.
Прежде чем покинуть Французский квартал, я счел необходимым навестить Моджо, мою собаку. Тем, кто не читал «Историю Похитителя Тел», я должен дать хотя бы самые краткие и необходимые пояснения. Моджо – это гигантская немецкая овчарка, чьи любовь и преданность не могут не вызывать в моей душе ответное чувство. Я очень скучаю в разлуке с ним. Моджо живет в принадлежащем мне доме, и о нем заботится очень милая, добрая смертная женщина. В принципе он ничем не отличается от обыкновенного пса, кроме разве что своих невероятных размеров и необыкновенно красивой, густой шерсти.
Я провел с Моджо около часа или двух. Мы играли на заднем дворе, бегали, катались по земле, и я рассказал ему обо всем, что произошло, одновременно размышляя, стоит или не стоит брать его с собой на прогулку по городу. Его крупная, длинная, как у волка, морда с черной маской, как всегда, выражала неистребимую доброжелательность и снисходительное терпение. Господи! Ну почему ты не создал собаками всех нас?!
Откровенно говоря, общение с Моджо вселило в меня чувство уверенности и безопасности. Если дьяволу вдруг вздумается прийти вновь, а рядом со мной будет Моджо... Нет, это полный абсурд! Неужели я всерьез полагаю, что обыкновенная живая собака способна спасти меня от ада? Хотя... Смертные иногда верят и в более странные, поистине невероятные вещи.
Уже перед самым расставанием с Дэвидом я спросил:
– Как ты думаешь, что же все-таки происходит? Я имею в виду своего преследователя и того мужчину.
– Они существуют лишь в твоем воображении, – не задумываясь ответил Дэвид. – Таким образом ты безжалостно наказываешь сам себя, и это единственный приемлемый для тебя способ развлечения.
Наверное, мне следовало почувствовать себя оскорбленным и обидеться. Но я этого не сделал.
Дора... Дора была вполне реальной.
Наконец я решил, что пора расстаться с Моджо. Я должен следить за Дорой. Следовало поторопиться. Поцеловав Моджо на прощание, я ушел. Позже мы еще побудем с ним вместе – погуляем по нашему любимому пустырю под Ривер-бридж, среди высокой травы и гор мусора. Мы будем бегать и играть с ним ровно столько, сколько позволит время. А пока прогулка может подождать.
Мысли мои вновь вернулись к Доре.
Она, конечно, не знала о смерти Роджера. Ей просто неоткуда было узнать, разве что Роджер мог сам навестить дочь. Однако он и намеком не дал мне понять, что это возможно. Беседа со мной явно поглотила весь запас его энергии. Кроме того, он слишком любил и оберегал Дору, чтобы намеренно появиться перед ней в образе призрака.
И все же... Что мне известно о привидениях? Фактически Роджер стал первым призраком, с которым мне довелось разговаривать. Несколько слабых, безжизненных видений в прошлом не в счет.
Любовь Роджера к Доре оставила в моей душе неизгладимое впечатление, и я навсегда сохраню его в памяти, равно как и свойственную этому человеку причудливую смесь совестливости, уверенности в себе и невероятного апломба. В том, что он вернулся в этот мир в образе призрака, нет ничего странного – подобных примеров можно привести великое множество, причем свидетельства очевидцев весьма убедительны и полны захватывающих деталей. Но нужно обладать недюжинным самолюбием, чувством собственного достоинства и поистине умопомрачительной гордыней, чтобы в такой ситуации именно меня избрать своим собеседником и – более того – доверенным лицом.