Особенно,... 
144 
Я умолк. Что еще мог я сказать? Не расцвечивать же свои доводы примерами для Того, Кто знал все на свете. Со сложенными на груди руками я почтительно посмотрел вниз, размышляя и прислушиваясь к душам в преисподней; на одно мгновение их слабые отдаленные крики отвлекли меня, оторвали от божественного присутствия, дали понять, что эти души зовут меня, напоминают о моем обещании, надеются на мое возвращение.
«Господи милосердный, прости меня, – вымолвил я. – Твои чудеса околдовали меня. Прости, если я нарушил Твои намерения».
И снова воцарилась грозовая тишина, абсолютно пустая. То была пустота, о которой живущие на земле не могут и помыслить. Я стоял на своем, потому что ничего нельзя было поделать с тем, что свершилось, и я чувствовал в душе, что каждое произнесенное мною слово правдиво и не заражено страхом. Я очень ясно осознал: что бы Господь ни сделал – вышвырнул бы меня с небес или подверг любому другому наказанию, – я и вправду того заслуживаю. Я был созданным Им ангелом и подчиняться мог лишь Ему одному. И Он вправе меня уничтожить, если пожелает. И снова в памяти моей возникли вопли из преисподней, и я, подобно смертному, стал спрашивать себя, отошлет ли Он меня туда вскоре или сделает нечто менее устрашающее, ибо в природе существуют бесчисленные примеры мучительной гибели и катастроф, а как ангела Бог мог заставить меня испытать любое страдание – я это знал.
«Я верю тебе, Господи, – вдруг сказал я, почти не задумываясь. – Иначе я упал бы ниц, как другие ангелы. Я не имею в виду, что они не верят, я только собираюсь сказать, что полагаю, Ты хочешь, чтобы я понял Твое великодушие, что Твоя суть – это великодушие и Ты не потерпишь, чтобы людские души стенали во мраке и забытье. Ты не потерпишь, чтобы человечество пребывало без всякого намека на божественное».
Наконец Он заговорил, очень тихо и как бы нехотя:
«Мемнох, ты дал им больше чем намек».
«Да, Господи, это так. Но, Господи, души умерших в большой степени вдохновляют людей и ободряют их, и эти души стоят вне природы и укрепляются день ото дня. Если существует некий естественный вид энергии, находящийся за пределами моего понимания, то это будет для меня сильным потрясением. Ибо, похоже, они сделаны из той же субстанции, что и мы, Господи, – невидимой, – и каждая из этих душ неповторима и обладает собственной волей».
Снова настала тишина. Потом Бог заговорил:
«Прекрасно. Я выслушал твои доводы. А теперь у Меня есть к тебе вопрос. За все то, что ты дал человечеству, Мемнох, чем конкретно люди воздали тебе?»
Я был застигнут этим вопросом врасплох.
«Только не говори мне о любви, Мемнох, – продолжал Он. – Об их способности любить друг друга. Суд Небесный хорошо осведомлен и находится в полном согласии на сей счет. Но что они дали тебе, Мемнох? Что ты получил в обмен на риск побывать в их царстве?»
«Самоутверждение, Господи, – торопливо произнес я, затрагивая глубочайшую правду и не кривя душой. – Они познали ангела, увидев оного. Как раз то, чего я и ожидал».
«Ха-ха!» – От Престола Небесного покатились раскаты смеха – настолько звучные, что, без сомнения, достигли ушей несчастных, страждущих в преисподней. Все небеса содрогались от хохота и пения.
Сначала я не осмеливался заговорить или что-либо предпринять, потом вдруг, со злостью или, скорее, с упрямством, поднял руку.
«Но я говорил совершенно серьезно, Господи! Я не был для них неким существом, недосягаемым даже в грезах! Господи, создавая вселенную, бросал ли Ты семя для того, чтобы эти существа возвысили к Тебе свои голоса? Скажешь ли Ты мне об этом? Смогу я узнать, как было дело?»
Унявшиеся ангелы расположились маленькими группами, и вскоре смех совершенно замер, а вместо него раздалось тихое пение, восхваляющее Господа в его терпении, отдающее дань Его терпению в отношении меня.
Я не стал присоединяться к пению. Я смотрел на огромные, расходящиеся в стороны от Бога потоки света, и мысль о необъяснимости присущих мне упрямства, гнева и любознательности несколько смягчила меня, но ни на секунду не ввергла в отчаяние.
«Верую в тебя, Господи. Ты знаешь, что делаешь. Должен знать. Иначе мы... погибнем».
Я остановился, пораженный тем, что только что произнес. Это намного превосходило любой вызов, который я до сих пор бросал Богу, намного превосходило любое сделанное мной предположение. И я в ужасе воззрился на свет и подумал: «А что, если Он не ведает, что творит, и никогда не ведал!»
144 
