160 
Густав спустил с плеча пустую коробку и, пока она скользила вдоль его руки, пренебрежительным (и довольно изящным) движением смахнул ее в толпу. Вновь зазвучали приветственные клики и смех; коробка мелькнула над головами зрителей и скрылась в недрах помещения. Затем Густав снова посмотрел на второй чемодан и укрепил первый повыше у себя на плече. Он вновь состроил озабоченную мину, на этот раз явно в шутку, и Борис присоединился к общему смеху. Густав начал сгибать колени. Он делал это очень медленно – то ли ломал комедию, то ли ему по-настоящему было трудно. Наконец он, удерживая на плече первый чемодан, склонился так низко, что смог дотянуться до ручки второго у себя под ногами. Под несмолкающие хлопки он неспешно выпрямился, отрывая от поверхности стола более тяжелый чемодан. Густав изображал невероятную натугу – совсем как бородатый носильщик, когда ему кинули картонную коробку. Бориса переполняла гордость, время от времени он поворачивался и оглядывал восторженные лица толпы, теснившейся вокруг. Даже цыгане-музыканты старались хитростью заполучить себе более удобные места для наблюдения и ради этого размашисто орудовали смычками, расталкивая под этим благовидным предлогом соседей. Один из скрипачей пробился таким образом в первый ряд и теперь играл над самым столом, прижатый к нему вплотную.
Густав снова зашаркал ногами. Его движения были скованы двумя чемоданами, особенно вторым, наполненным досками (Густав даже не пытался поднять его на плечо: это было явно невозможно), поэтому танцу недоставало энергии, однако своей выразительностью он привел толпу в экстаз. «Славный старина Густав!» – вновь и вновь выкрикивал народ, и Борис, не привыкший таким образом обращаться к деду, тоже принялся вопить во все горло: «Славный старина Густав! Славный старина Густав!»
Снова старый носильщик выделил в этом хоре голос Бориса, и хотя на сей раз не обернулся (делал вид, что для этого слишком поглощен своей поклажей), но прыти у него прибавилось. Он начал медленный поворот вокруг собственной оси и до предела выпрямил спину. На мгновение Густав представлял собой великолепное зрелище: он стоял на столе в скульптурной позе, с одним чемоданом на плече и другим прижатым к бедру и совершал поворот под музыку и рукоплескания. Затем он, казалось, оступился, но сразу выпрямился; толпа разом выдохнула «о-ох!» и сопроводила эту маленькую заминку хохотом.
За спиной у Бориса поднялась суматоха, и он увидел, что те же двое официантов вновь учинили возню на полу, расталкивая окружающих, чтобы освободить себе место. Оба стояли на коленях и хлопотали над предметом, похожим на большую сумку для гольфа. Действовали они нетерпеливо и раздраженно: видимо, их злили посетители, которые без конца на них натыкались. Борис обернулся к деду, потом опять к официантам и увидел, что один из них широко распахнул сумку, словно готовясь сунуть внутрь какую-то крупную вещь. И верно: через толпу к нему проталкивался его сотоварищ, который двигался спиной вперед и что-то за собой волочил. Протиснувшись немного ближе, Борис разглядел, что это какой-то механизм. Рассмотреть подробности мешали ноги окружающих, но Борис предположил, что это старый мотор от мотоцикла или катера. Официанты принялись с усилием запихивать этот предмет в сумку, разводя ее и без того туго натянутые бока и дергая за молнию. Снова оглянувшись, Борис увидел, что дедушка нисколько не тяготится поклажей и, судя по всему, не намерен останавливаться. Да и толпа в любом случае не собиралась допускать этого. Народ вокруг зашевелился, и двое официантов водрузили сумку на стол.
Когда новость о принесенной сумке пробежала от переднего ряда к задним, шум усилился. Густав не сразу заметил сумку, поскольку, стараясь сконцентрироваться, плотно прикрыл веки, но вскоре понукания толпы заставили его взглянуть вниз. Он увидел сумку – и лицо его вновь сделалось очень серьезным. Затем он улыбнулся и продолжал неспешно поворачиваться. Чуть погодя он, как и прежде, хотя на сей раз не без труда, снял с плеча более легкий груз. Опуская чемодан, Густав невероятным усилием вытянул руку и толкнул его в толпу. Куда более тяжелый, чем пустая коробка, чемодан описал не такую длинную дугу и шлепнулся сперва на стол и лишь затем попал в руки носильщиков, которые находились в первом ряду. Чемодан, как до того коробка, исчез в толпе, а все глаза снова обратились к Густаву. Народ вновь начал скандировать его имя, и старик внимательно посмотрел на сумку у себя под ногами. Освободившись от одного из чемоданов, хотя и не самого тяжелого, он ощутил, казалось, прилив свежей энергии. Глядя на сумку, Густав изобразил на лице сомнение и покачал головой, побуждая толпу к уговорам. «Давай, Густав, покажи класс!» – закричал носильщик, стоявший рядом с Борисом.
160 
