89 
Доуд поворачивается и кивает, глядя на Мики с легким неодобрением и завистью пополам.
— Ну да, Охотник тоже теперь занимается чем-то подобным, — говорит Урод. Эта вялая идиотская гримаса трудного подростка из неблагополучной семьи все еще липнет к его лицу, как дерьмо к подошвам, даже после стольких лет.
Я качаю головой.
— Охотник их просто пялит, потому что иначе ему бы никто не дал, — говорю я. Этот нарк начинает меня беспокоить. Я безотчетно нащупываю в кармане бутылек GHB, которым Охотник снабдил меня не далее как сегодня. Еще один очень даже полезный чувак, в своей области. Я притягиваю Урода к себе, чтобы шепнуть ему на ухо пару слов, и вижу, что его ухо забито коричневой серной пробкой. Я с отвращением морщу нос — запашок еще тот.
— Нам с Мики нужно поговорить об одном деле. — Я сую ему в руку двадцатку. — Развлекайтесь, ребята. Прошу прощения, парни, но мне действительно надо потолковать со старым приятелем, — объясняю я Доуду и отвожу Форрестера в сторонку.
Форрестер, он из тех парней, которые на самом деле никому не нравятся, но у всех с ними дела. Он улыбается мне, и его зубы напоминают Бингэмский округ города, где все перестроено так, что уже и не узнать — с тех пор, как я был там в последний раз. Меня удивляет только, что Мики предпочел коронки натурального цвета, а не золотые фиксы. У него искусственный загар, к тому же он сбрил свои седеющие редкие волосы и теперь ходит лысый, как бильярдный шар. Его серебристо-голубой костюм вполне даже качественный. Только ботинки из дорогой кожи, но их явно не помешало бы почистить, и белые носки по типу вафельного полотенца — непременный рождественский подарок каждому психу от его мамочки, выдают в нем прежнего дружка Мерфи.
— Ну че, Саймон, как жизнь?
Я безмерно ему благодарен за то, что он назвал меня Саймоном, а не Психом, и отвечаю соответственно:
— Спасибо, Майкл, замечательно. — Я улыбаюсь его спутнице. — Это та самая очаровательная молодая леди, о которой ты мне рассказывал?
— Одна из, — ухмыляется он. — Ванда, это Пси… э-э, Саймон Уильямсон. Я тебе про него рассказывал, он только что вернулся из Лондона.
Цыпочка очень опрятная, тоненькая, прилизанная, темненькая, ну, латиноска, как сказал бы Кузен Доуд. Она в первой стадии героиновой зависимости, когда девочки выглядят просто супер, перед тем как уже окончательно развалиться. Потом ей придется идти работать в пип-шоу, чтобы догоняться, и продолжать вкалывать в поте лица, чтобы хватило на дозу, но очень скоро она поблекнет, и Мики или другой какой-нибудь пиздюк выкинет ее из сауны на улицу или в притон в лучшем случае. Ах, Леди Коммерция, великолепная старая дама, воистину исповедимы пути твои.
— Ты снимаешь кино? — якобы равнодушно спрашивает она, изображая то деланное и чуть брезгливое безразличие, с которым ко мне обращаются все вокруг с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать. В общем, выделывается по полной. Из себя меня корежит.
— Рад с тобой познакомиться, милочка, — улыбаюсь я, беру ее за руку и чмокаю в щечку.
В общем, вполне подойдет.
Так что мы с Мики быстренько договариваемся. Мне нравится эта цыпочка, Ванда. Хотя она полностью зависит от Мики и, стало быть, целиком в его власти, она не боится показывать ему свое презрение. От чего ему только приятнее укреплять эту зависимость. Ну, вроде как укрощение строптивой. У нее есть гордость, хотя героин высосет эту гордость еще до того, как подпортит ей внешность. И Мики это прекрасно знает.
В общем, мы договорились, и я возвращаюсь к Уроду и Доуду. Доуд как раз рассказывает Уроду о женщинах, причем достаточно громко.
— Единственное, что надо делать с женщинами, — это любить их, ну да, любить, — пьяно вещает он. — Эй, у тя там все в порядке, Саймон?
— В порядке, в порядке, Джордж, не волнуйся, — улыбаюсь я.
— Люби их, найди в себе силы и мужество их любить. Fortes Fortuna ajuvat… фортуна благоволит храбрым. Скажи, Саймон, я прав? Я прав?!
Урод пытается вклиниться в разговор, спасая меня от прискорбной необходимости отрывать рот и озвучивать восторженное согласие с этим идиотским утверждением.
— Да, но иногда это… как бы сказать…
Кузен Доуд обрывает его речь, взмахнув рукой и чуть не выбив кружку с пивом из руки какого-то парня. Я молча киваю ему, мол, извини.
— Никаких «но», никаких «иногда». Если они начинают жаловатца, дай им больше любви. Если они все еще жалуютца, дай им еще больше любви, — громогласно провозглашает он.
89 
