— Понятия не имею, — честно призналась Глэдис. — Откуда мне знать? Я же говорила тебе, что вообще-то не верю в духов. Что им нужно для материализации? Полная луна? Магические знаки, начертанные мелом на полу? Или сожженный в камине помет летучей мыши?
— Вот и я не знаю, — сказал он, не скрывая своего огорчения. Ему очень хотелось снова увидеть Сару, но он не хотел признаваться в этом даже Глэдис. То, что он вдруг пришел в такое возбуждение из-за женщины, жившей в восемнадцатом веке, вряд ли выставляло его в привлекательном свете.
После завтрака они сели у огня в гостиной за уже знакомым Чарли вычурным столиком и долго говорили о Саре и Франсуа. Глэдис пыталась припомнить все, что она когда-то об этом знала или слышала. Лишь в начале четвертого Чарли наконец попрощался с ней и медленно поехал обратно в шале, продолжая раздумывать о Саре. От нее его мысли незаметно перескочили на Кэрол, и Чарли вдруг захотелось услышать ее голос и поговорить с ней. Ему казалось странным, что Рождество уже прошло, а он ни разу не вспомнил о ней.
Но, остановившись у первого же платного таксофона, Чарли понял, что обманывает себя. Подспудно он думал о том, чтобы позвонить Кэрол, с самого утра. Он знал, что она может встречать Рождество где-то в компании своих новых друзей, и все же решил набрать номер Саймона. Чарли был почти уверен, что застанет Кэрол, что они не уехали на праздники загород. Он уже подсчитал, что в Лондоне в это время было около девяти вечера, и даже если Кэрол с Саймоном уходили куда-то, то они должны были уже вернуться.
В телефонной будке Чарли долго раздумывал обо всем этом и наконец, решившись, набрал номер. Послышались длинные далекие гудки; Чарли почти не сомневался, что никого нет дома, но тут — примерно на седьмом гудке — трубку неожиданно сняли. Это была Кэрол. Она слегка задыхалась, как будто для того, чтобы ответить, ей пришлось бежать вверх по лестнице, и все же он сразу узнал ее мягкий сексуальный голос.
Болезненная судорога свела его горло, и несколько мгновений Чарли стоял на холодном декабрьском ветру, не в силах произнести ни слова.
— Алло? — повторила Кэрол, и в ее голосе явственно прозвучало удивление и нетерпение.
— Привет, это я… — выдавил наконец Чарли, — Я просто хотел пожелать тебе счастливого Рождества… — «…И попросить тебя вернуться ко мне, если ты еще меня любишь», — добавил он мысленно.
Чарли пришлось приложить значительные усилия, чтобы не сказать Кэрол, как он скучает и как ему плохо без нее, и неожиданно он понял, что позвонить ей было не самым умным шагом с его стороны. Он не разговаривал с нею с тех пор, как уехал из Лондона, и теперь одного звука ее голоса оказалось достаточно, чтобы Чарли почувствовал себя абсолютно выбитым из колеи.
— Как дела? — Чарли старался говорить небрежно, но у него ничего не вышло, а самое худшее заключалось в том, что Кэрол тоже услышала, как дрожит его голос.
— Неплохо. Как ты? Что Нью-Йорк, еще стоит? — Ее голос, напротив, звучал беззаботно и весело, и Чарли с новой силой захотелось вернуть себе все, что он потерял. Ни катание на лыжах в Клэрмонте, ни все призраки Новой Англии, вместе взятые, не стоили того, что у него когда-то было.
— Что с ним сделается? — Чарли беспомощно пожал плечами, хотя Кэрол не могла его видеть. После долгой паузы он неожиданно добавил:
— Вообще-то я уехал из Нью-Йорка неделю назад.
— Ты решил отдохнуть? Покататься на лыжах? — В ее голосе прозвучало облегчение. Кэрол была явно рада тому, что Чарли приходит в себя.
— В конце концов мне пришлось… — сказал он. — Собственно говоря, я взял шестимесячный отпуск…
— Что? — Это было так на него не похоже, что Кэрол просто не поверила своим ушам. Она сама оставила Чарли, чтобы уйти к другому, но это не мешало ей продолжать беспокоиться за него. — Что-нибудь случилось?
— Нет… то есть да. Это настоящий кошмар — то, чем мне пришлось там заниматься. Понимаешь, они там перелопачивают проекты двадцатилетней давности и продают богатым клиентам старые чертежи, выдавая их за новые. Не понимаю, как они до сих пор держатся на плаву! Что касается самого бюро, то это просто гнездо гремучих змей. Каждый стремится тебя подставить, каждый заботится только о себе, а не о деле. Остается только удивляться, что у нас в Европе все было по-другому и что мы как-то умудрились не заметить, во что превратилась фирма. В общем, я не выдержал и сбежал. Честно говоря, для Джонса с Уиттакером я тоже был как бельмо на глазу. Я задавал слишком много неприятных вопросов, я стремился что-то изменить, а им это совершенно не нужно. В конце концов они сами предложили мне отдохнуть полгодика… Только я не знаю, вернусь ли я к ним. В апреле я, пожалуй, но думаю об этом, но, если у них все будет по-старому, я не вернусь. Я просто не смогу мириться с таким положением дел.