Последние отзывы

  122  

Лили здесь не было. Лили исчезла, точно так, как исчезла душа Маэстро, точно так, как уходят куда-то все души, душа Карла, душа матери. У Лили есть более важные дела, чем приходить ко мне, чтобы утешать или мучить.

– Не будь такой уверенной.

– Поосторожнее со своими трюками, – прошептала я. – У тебя я научилась превращать боль в музыку. И могу это сделать и сейчас, – сказала я. – Меня не так-то просто обмануть, тебе следовало бы это знать.

– От того зрелища, что ты увидишь, кровь застынет в твоих жилах и ты выронишь скрипку, ты будешь молить меня, чтобы я взял ее! Ты отвернешься от всего, чем до сих пор так восхищалась!

– Не думаю, – возразила я. – Ты должен помнить, как хорошо я их всех знала, как сильно любила и сохранила в памяти все, до малейшей подробности. Их лица, весь их облик. Не старайся повторить это. Так мы с тобой зайдем в тупик.

Послышался вздох. Он начал ускользать. Кажется, я услышала звуки рыданий, от которых у меня похолодели руки и шея.

– Стефан, – позвала я, – постарайся расстаться со мной, иначе…

Я проклинаю тебя.

– Стефан, почему ты выбрал меня? Неужели никто другой так не поклонялся смерти или музыке?

До моей руки дотронулся Мартин и куда-то показал. Я увидела внизу на дороге Антонио, который жестами подзывал нас.

Вниз пришлось спускаться довольно долго. Охранники несли караул.

Туман стал совсем влажным, но небо очистилось. Наверное, так и должно было случиться. Туман превращается в дождь и становится прозрачным.

Мы вышли на большую поляну, к тому, что там на горе казалось старым бетонным фонтаном, а теперь превратилось в полиэтиленовые мешки, выстроенные в круг ярко-синие бакалейные или аптечные мешки. Никогда не видела мешков такого цвета.

– Это их подношения, – сказал Антонио.

– Чьи?

– Тех, кто поклоняется Макумбе, Кандомбле. Видите? В каждом мешке подношение Богу. В одном рис, в другом – что-то еще, наверное, кукуруза, видите, они образуют круг. Здесь же горят свечи.

Я пришла в восторг. Но на меня не снизошло никакого сверхъестественного откровения, я лишь удивилась человеческим существам, их вере, самому лесу, создавшему эту маленькую зеленую часовню для странной бразильской религии со множеством различных ритуалов, в которой нашлось место и католическим святым.

Мартин засыпал гида вопросами. Сколько лет тому назад они впервые здесь собрались? Для чего все это? Антонио с трудом подбирал слова… ритуальное очищение.

– А тебя это не спасло бы? – прошептала я. Разумеется, я обратилась к Стефану.

Ответа не последовало.

Со всех сторон нас окружал лес, сияющий лес, омытый ливневым дождем. Я крепче обняла хорошо укутанную скрипку, чтобы внутрь мешка не просочилась влага. Я разглядывала старый круг из необычных липких синих полиэтиленовых мешков, свечные огарки. А почему бы и не синие мешки? Почему бы и нет? Неужели в Древнем Риме лампы в храмах отличались от обычных домашних светильников? Синие мешки риса, кукурузы… для духов. Ритуальный круг. Свечи.

– Человек становится… в центр… – Антонио вспоминал английский. – Для того, наверное, чтобы очиститься.

От Стефана ни звука, ни шепота. Я взглянула наверх сквозь зеленый полог. Дождь беззвучно омыл мое лицо.

– Пора идти, – сказал Мартин. – Триана, тебе нужно поспать. Подумай о наших хозяевах. Они затеяли что-то грандиозное и хотят пораньше за тобой заехать. Видимо, они чрезвычайно гордятся этим своим муниципальным театром.

– Но ведь это оперный театр, – умиротворяюще заметил Антонио, – очень пышный. Многие люди любят его осматривать. А после концерта там будут огромные толпы.

– Да-да, я хочу поехать пораньше, – сказала я. – Он весь из красивейшего мрамора, кажется так?

– А-а, так вы уже знаете, – сказал Антонио. – Он великолепен.

Обратно мы отправились в дождь. Антонио со смехом признался, что за все годы, что он проводит подобные экскурсии, ему ни разу не доводилось видеть ливневый лес во время ливня, так что для него это новое зрелище. Я была очарована красотой и уже ничего не боялась. Мне казалось, я поняла, что намерен предпринять Стефан. В голове гудела какая-то мысль, которая почти казалась планом.

Я решила, что все началось в Вене, когда я впервые сыграла для постояльцев отеля «Империал».

Я так и не сумела заснуть.

Дождь слился с морем.

Все стало серым, затем темным. Яркие огни определили широкие границы бульвара Копакабана или авенида Атлантика.

  122