Особенно,... 
99 
— Да, — твердо сказал Макс. — Это его любимая комната. Тебя беспокоит, что он может слышать наш разговор?
— Что ты имеешь в виду? — требовательно спросил Гарри.
— Ровным счетом ничего, — пожал плечами Макс.
«Кое-что все-таки имеется в виду», — мысленно отметил я.
— Продолжай.
Гарри, обнажив в фальшивой улыбке зубы, продолжил:
— Сейчас тысяча девятьсот восьмидесятый, мой мальчик. Лас-Вегас. Озеро Тахо. Гора Рино. Театры в таких местах, где была настоящая глушь в те времена, когда ты начинал выступать. Телевидение. Кабельное тоже. Оплата за съемку. Видеокассеты.
Макс окаменел при этих словах, но Гарри, чувствуя силу своих доводов, наседал.
— Она видит, что происходит, Макс, — продолжал он. — Позволь ей помочь тебе.
Он по-прежнему прекрасно владел собой, это было очевидно.
— Это особенно необходимо теперь, когда… ну, когда твое здоровье пошатнулось.
Я был совершенно уверен, что он хотел сказать «когда ты так болен», но ему не хватило смелости.
Но даже при таком варианте на щеках Макса заходили желваки.
— Извини, мне не следовало этого говорить, — пошел на попятную Гарри.
— Но ты сказал.
Лицо Гарри опять ожесточилось.
— Да, сказал. И не отступаю. — Было слышно, как он скрипнул зубами. — Разве это не правда, черт подери?
Макс ничего не ответил. Не мигая смотрел он на своего агента, и Гарри испугался.
— Хорошо, извини меня, пожалуйста. Перейдем к делу?
Он перелистнул первую страницу контракта.
— Считай, что тебе повезло. Поступила заявка из казино. Учитывая обстоятельства… — Тоном он подчеркнул сказанные слова.
— Балтимор? — спросил Макс.
Жестом Гарри словно сказал: «Что же еще?»
«Боже мой, — подумал я, — как же далеко зашло дело?»
— Слухи быстро разлетаются, — кивнул Макс.
— Особенно по телефонным проводам, — подтвердил Гарри и перелистал еще несколько страниц. — Цифры указаны на странице шесть. И, могу добавить, будут еще доллары кроме тех, с которыми они готовы расстаться.
Макс изучающе смотрел на него.
Гарри собирался продолжать, когда вдруг услышал какой-то тихий звук (который услышал и я) и оглянулся.
— Что это? — пробормотал он.
Макс опять приложил ковшик ладони к правому уху:
— Извини, не расслышал?
— Я слы-шу ка-кой-то шум, — почти по слогам произнес Гарри.
Макс неопределенно отмахнулся.
— Я ничего не слыхал.
Если он действительно ничего не слыхал, он определенно глохнет, ибо я слышал этот звук совершенно отчетливо.
Гарри раздраженно кивнул.
— Ладно, не обращай внимания. — И снова перевел взгляд на листы контракта. — Это не так важно. Ты на шестой странице?
— На шестой.
— Видишь условия контракта? — спросил Гарри. — Десять недель, Два выступления за вечер. Семнадцать пятьдесят за каждое. Условия понятны?
Макс продолжал хранить молчание, но я видел, как напрягся Гарри. Макс всегда умел действовать ему на нервы — ледяной взгляд серо-голубых глаз, властные манеры. Каков отец, таков и сын.
— Ты согласен на эти условия? — Гарри произносил слова подчеркнуто резко, сильно артикулируя.
Но так как Макс все еще не отвечал, Гарри стал быстро и отрывисто продолжать:
— На афишах — вместе с Кассандрой. Твое требование насчет того, чтобы на сцене отсутствовала нагота, не пройдет. Я о том, чтоб артистка была обнажена по крайней мере до пояса. Не Кассандра, разумеется. — Он небрежно усмехнулся.
Они, не отрываясь, глядели друг на друга, и я, признаться, как и Гарри, не понимал своего сына. О чем он думает? Его лицо казалось высеченным из гранита, ни одна черточка не дрогнула.
— Ну как? — спросил Гарри.
И будто отвечая на его слова, опять послышался тот же самый звук. Теперь он был гораздо сильнее и отчетливее. Это был смешок. И исходил он из… глобуса.
Гарри нахмурился.
— Теперь я не сомневаюсь, что ты слышишь это тоже. И знаю, что ты это подстроил.
Улыбка, мелькнувшая на губах Макса, была еще более неуловимой, чем улыбка на портрете Моны Лизы.
Гарри вскочил на ноги и направился к глобусу. Макс тоже поднялся и лениво пошел следом.
— Всего лишь новый фокус. Я еще не подготовил его к демонстрации.
— Тебе не следовало бы экспериментировать на мне, — с деланой улыбкой произнес Гарри.
99 
