Особенно,... 
66 
Он позвонил Валентине. Захотел сделать этот звонок до душа. Валентина сказала своим усыпляющим голосом, что всё очень хорошо, что Лёня устраивает истерику на пустом месте из-за Петрозаводска, и что, возможно, будет Мише звонить, потому что она ему запретить это сделать не может.
Валентина сказала, что абсолютно всё до завтра терпит, и что она всех предупредила, и Мишу никто особенно не ждёт.
Поговорив с Валентиной, он направился в душ, стараясь ни о чём не думать. Однако под душем он подумал о том, что уже соскучился по быстрому, привычному и незаметному скольжению времени и по беглому проживанию дней. Уже третий день шёл невыносимо медленно, запоминался всеми подробностями и был наполнен постоянными, трудными и тягучими переживаниями.
После душа он помаялся немного, чувствуя зудящую потребность что-то делать или кому-то позвонить, что-то выяснить или, наоборот, дать какие-то указания. Но вместо этого Миша неожиданно для себя пошёл в спальню, лёг на кровать прямо поверх покрывала и в халате, и быстро и очень глубоко ушёл в невнятный и ватный дневной сон. Такой сон, который может навалиться на двадцать минут, а кажется, что спал ты несколько часов. Такой сон облегчения не приносит, путает и ломает ощущение времени суток и сбивает ночной сон. Но такой дневной сон, если наваливается, то он непреодолим, а стало быть, необходим совершенно.
Миша, засыпая, думал, что поспит совсем немножко. Но он заснул, и день для него моментально закончился. Миша спал крепко. Он лежал на животе, растекшись по кровати в необычной для себя позе, и спал, расслабившись до такой степени, что не слышал, как пришли дети с няней, как пришла Аня и как он сам громко храпит.
***
Миша не любил спать не в ночное время. Он старался этого не делать. Он не спал в самолётах, даже когда летел долго. Он знал про себя, что после дневного или неудобного сидячего сна он долго не может прийти в себя, туго соображает, часто бывает раздражителен и в плохом настроении. Когда Миша, обычно в пятницу вечером, а потом полночи с пятницы на субботу, общался с друзьями и сам себе выдавал санкцию на то, что можно выпить нормально и не особенно держать себя в руках, даже после таких ночных приключений он подолгу не спал и выходные проводил в полусне или в дремоте, но не в постели. Миша приучил себя спать ночью. Это было важным условием для той эффективной и целеустремлённой жизни, которой он жил в последнее время.
Быть во всём продуманным и идеально строгим Миша не хотел. Он был уверен, что в продуманности всегда есть много показного, как для окружающих, так и для самого себя. Мише нравилось быть весёлым, живым, общительным, компанейским, но обязательно со стержнем, и чтобы весёлость и общительность не мешали главному и основному, а ещё не заставляли врать и не отнимали слишком много сил и времени. Так что более-менее стабильный ночной сон Миша считал одним из основных и легко выполнимых условий той жизни, которой он старался жить. К тому же бессонные ночи Мише всегда напоминали те фрагменты и периоды его жизни, когда он спать просто не мог, когда он проводил ночи без сна, терзаемый, к примеру, невыносимым незнанием, как жить дальше и зачем вообще что-то делать. Или не спал, разрываемый любовью на куски. Так что спокойный ночной сон был для Миши первейшей составляющей и признаком того, что всё идёт хорошо. Миша только иногда позволял себе засидеться за полночь у компьютера за творческими фантазиями или просто за написанием писем. Миша очень любил чувствовать себя выспавшимся и бодрым. Поэтому даже во время отдыха и путешествий он почти всегда ложился спать не поздно, а вставал рано.
А ещё Миша очень боялся заснуть за рулём. Когда ему было шестнадцать лет, он с отцом, дядей и братом Димой попал в сильную аварию. Они поехали тогда летом на рыбалку на пару дней. Поехали далеко, больше чем за сто километров от города. Две ночи спали в палатках, точнее, почти не спали, спал только Дима, а остальные «мужики» рыбачили. На обратном пути Мишин дядя, отцовский родной брат, уснул за рулём, и они здорово разбились.
Миша и Дима сидели сзади в старой дядиной машине. Пока тряслись по полям и каким-то просёлкам, отец и дядя всё время говорили и ехали медленно. А потом выехали на пусть старую и плохую, но асфальтовую дорогу. Дима тут же уснул, Миша тоже задремал. Дорога становилась лучше, ехали быстрее, отец и дядя говорить перестали, вечерело, Мишины глаза стали закрываться, а голова то падала на грудь, то закидывалась назад. На какой-то ямке машину тряхнуло, Мишина голова мотанулась сильнее обычного, и он открыл глаза. Миша увидел, что отец навалился на дверцу и спит, машина едет быстро, а дядя держится за руль крепко, но голова его наклонилась вперёд, и он приоткрытыми глазами на дорогу не смотрит, а уставился куда-то на панель приборов. Шумел двигатель, но Мише казалось, что царит мёртвая тишина. И в это время дорога стала уходить затяжным поворотом вправо, а их машина как ехала прямо, так и ехала с прежней скоростью. Миша оцепенел, дыхание его остановилось. Он видел только склонённую голову, приоткрытые незрячие глаза и руки, крепко держащие руль.
66 
