Впереди, за поворотом, располагалась столовая, в этот час объятая тьмой и закрытая на замок. Но кто это там вышел из тьмы, фигура пожилого человека, нет, пожилой женщины. Точно, дама в летах, никакой не призрак, слишком крепко сбита для бестелесного духа. А-а, уборщица, ну конечно. Постой-ка, а зачем это уборщице приходить в школу Св. Хильды в воскресенье, да и где ее швабра с ведром?
– Джек, милый мой, мой маленький! – воскликнула миссис Машаду.
Увидеть ее сейчас, понять, что это в самом деле она, – о, это произвело такой же эффект, как тот судьбоносный удар в пах, нанесенный много лет назад. Джек словно окаменел, не смел с места сойти – что там, не мог даже вдохнуть.
Он понял недавно, что Лесли Оустлер всегда имела над ним власть и всегда будет иметь. Джек много раз пытался стереть миссис Машаду из памяти, прилагал сознательные и неосознанные усилия, но, как оказалось, тщетно – он так и не победил ее, это удалось лишь Эмме. Миссис Машаду тоже сохранила над ним свою власть – непреклонную, абсолютную.
И куда только подевался ее живот? Из-под незаправленной блузки выдавались ее тяжелые груди, словно добро, припрятанное под одеждой незадачливым магазинным вором. Но у Джека она украла кое-что посущественнее – способность сказать ей «нет». Да разве только ей одной – из-за миссис Машаду Джек утратил возможность говорить «нет» кому бы то ни было!
– Что вы делаете! Мальчик ужасно напуган! Он такой маленький, вы что! – кричала когда-то Бонни Гамильтон своей сестре и Джинни Джарвис, пока те пытались добиться чего-то непонятного от его крошечного пениса.
Рядом с миссис Машаду Джек и сейчас оставался напуганным маленьким мальчиком. Она обошла вокруг него, словно готовилась провести свою любимую борцовскую атаку, она прихватила снизу его левую руку, и толстые пальцы ее левой руки сомкнулись на правом запястье Джека. Он знал, как она хочет завалить его, но не имел сил заставить себя ожить; он ничего не сделал.
Миссис Машаду надавила лбом ему на грудь, ее голова – покрытая серыми вьющимися волосами – уперлась ему в горло. Джек удивился – какая она, оказывается, маленькая, а когда они в последний раз танцевали с ней этот танец, Джек был ее ниже. Ченко тогда кричал ему, повторял как заведенный:
– Держи ее руки, я сказал, руки держи! Не стой на месте, ходи кругом! Не опирайся на нее, Джеки!
Нынче на уме у миссис Машаду была не борьба. Схватив Джека за правую руку, она потащила ее к себе под блузку; круглым носом она сдвинула его галстук и зубами расстегнула верхнюю пуговицу рубашки. Джеку показалось, что от ее волос пахнет анчоусами. Но тут его рука коснулась ее отвислых грудей, а сразу за этим ее язык лизнул его грудь; и тогда в Джеке проснулось нечеловеческое к ней отвращение, которое наконец дало ему силы оттолкнуть ее.
До этого мига Джек не верил в феномен так называемой «восстановленной памяти» – в то, что пережитые в детстве надругательства и акты насилия никуда не исчезают, а лишь на некоторое время забываются, чтобы потом снова возникнуть у тебя перед глазами, причиняя нестерпимую, чудовищную боль, словно ты снова маленький и тебя снова насилуют, только уже сейчас, в настоящем. Отпрянув от миссис Машаду во тьме коридора своей бывшей школы, Джек вспомнил этот ее фокус с пуговицей. Вспомнил, как она расстегивала ему зубами пуговицы на рубашке и молнию на штанах – она много чего умела выделывать зубами и ртом. Все это Джек когда-то старательно изгнал из памяти – но, как выяснилось, не навсегда.
– Мистер Пенис, вам ли быть жестоким! – прошептала миссис Машаду. Джек отступал, она шелестела за ним следом в своих кедах без шнурков – и вдруг остановилась. Не глупое упрямство Джека, не его бессильные попытки оттолкнуть ее – нет, ее остановило что-то другое. Она глядела не Джеку в лицо, а мимо, ему за спину; едва он обернулся, чтобы посмотреть, что она заметила, как ее и след простыл.
Ей же под семьдесят или даже больше, подумал Джек; как она могла так проворно двигаться, сохраняя былую пружинистую походку? Наверное, поворот коридора был ближе, чем Джек предполагал? А может, все еще проще – миссис Машаду и вовсе ему привиделась.
Как бы то ни было, Джек не слышал, как сзади к нему подъехала инвалидная коляска. В общем, не удивительно, что в здании, полном призраков, все передвигаются бесшумно.
– Джек, – сказала сидящая в кресле, – на тебе лица нет! Ты видел привидение?
Джек думал, это миссис Малькольм – все не отстает, все хочет защитить несчастных девочек от его похотливых посулов, от его намерения осквернить их девственные лона. Вместо нее в кресле оказалась симпатичная дама лет сорока, в черном брючном костюме, какие приняты у агентов по продаже недвижимости.