Джек потребовал, чтобы помощник Алисы не смотрел, как татуируют Клаудию, – и это тоже не понравилось ни Клаудии, ни Алисе. Но в самом деле, зачем тогда это лицемерие в виде занавесочки, если какому-то чужому парню позволено видеть скипетр, который касается ее влагалища!
Парень был молодой, родом из Веллингтона, столицы Новой Зеландии. Миссис Оустлер звала его «Алисин киви» и относилась к нему с прохладцей, Джеку он тоже не нравился. Он научил мать делать кое-какие маорийские татуировки. Как и прочие подмастерья, он не задержался у Алисы надолго; его сменил другой, через месяц – следующий. Но всякий раз Алиса узнавала от них что-то новое, впрочем, больше, конечно, узнавали они. В этом плане – в передаче искусства от мастера к подмастерью – тату-мир совершенно не изменился.
Задолго до конца восьмидесятых все уважающие себя татуировщики Канады и США надели резиновые перчатки – СПИД, знаете ли, не шутка. Джек так и не привык к маме в перчатках; ее салон производил откровенно антисанитарное впечатление, но в самом его центре сидела Алиса в этих самых перчатках, словно врач или медсестра какая! Впрочем, если все идет как надо, крови при татуировании нет.
Кое-что у Дочурки Алисы осталось, как прежде, – краски в бумажных стаканчиках, вазелин, применений которому не счесть, звук тату-машины, чересчур похожий на тот, что издает бормашина в кабинете зубного врача, запах продырявленной кожи, а также кофе, чай и мед в банке с прилипшей крышкой. И конечно, поверх всего этого вытье и нытье Боба, который без устали жаловался то на жизнь, то на что-нибудь еще, а вдобавок прорицал конец света и прочие неприятности.
– Боб – он вроде татуировки, – любила говорить Алиса, – влезает тебе под кожу, и ничем его оттуда не вытравишь.
Клаудию Алиса татуировала под It's All Over Now, Baby Blue. Клаудия сжимала зубы от боли и, скорее всего, не обращала внимание на назойливого барда; Джек же не уставал дивиться, как Клаудии удается не дать никому залезть к себе под кожу – ни Дилану, ни прочим.
Рядом сидел какой-то обкуренный, клал себе в кофе мед, наверное, думал, у него в чашке чай, и тряс головой, как китайский болванчик. Он откуда-то из приморских провинций (точнее он не смог объяснить Джеку, может, его изгнали из родного города, а может, он сам изгнал его из своей наркоманской головы). На левом предплечье у него красовался красно-зеленый омар (на что это намек? омар, что ли, недоваренный? выглядит, во всяком случае, несъедобно).
А Боб все завывал: А вон рыдает твой сын-сирота, / и в руках у него пистолет.
Вывеской салону Алисы служила ярко раскрашенная деревянная доска.
– Веселая, как речка Лит в солнечный денек, – говорила Алиса и добавляла: – Даром что солнечных деньков там никто в жизни не видывал.
Вывеска вызывала ассоциации с морем, словно «Дочурка Алиса» – название океанского порта или корабля.
– А что, я всегда говорила, «Дочурка Алиса» – морское прозвище, – не уставала повторять она, и не без оснований – все-таки его придумал Татуоле в Копенгагене.
– Уставшие от моря моряки / гребут, гребут, гребут к себе домой, – надрывался Боб Дилан.
А может, не домой, а вот сюда, к Алисе на Квин-стрит, подумал Джек и сходил посмотреть, как там Клаудия; она улыбнулась ему, не разжимая кулаки.
– Этот скипетр – буддийский символ, – говорила Алиса под танец иголок на бедре у дрожащей от боли Клаудии (Джек-то знал, что на внутренних сторонах конечностей всегда больнее, чем на внешних). – Его форма повторяет очертания знаменитого магического гриба бессмертия.
Какая чушь, знаменитый магический гриб бессмертия! Что она выдумает в следующий раз, подумал Джек и отвернулся, не в силах смотреть на эти резиновые перчатки. Легче наблюдать за этим торчком из приморских провинций, кажется, он научился ловить кайф уже от меда с кофе. Именно эта поездка в Торонто убедила Джека, что столице Онтарио уже никогда не стать ему родным домом.
– Забудь о мертвецах, что ты оставил здесь, / они не выйдут в путь вслед за тобой, – продолжал вещать Боб Дилан, уверенный, как всегда, в своей абсолютной правоте. Но тут он попал пальцем в небо. Как предстояло узнать Джеку, вслед за тобой идет все, буквально все.
Из-за татуировки на внутренней поверхности бедра они не смогли по-человечески заняться любовью в оставшиеся дни в Торонто. Но Джек и без того заметил, что Клаудия на него дуется; может быть, она не стала бы спать с ним и без татуировки (тем более в Эмминой кровати). Они покинули Торонто до окончания фестиваля.