Увидев, что Аскью все стоит перед ней по другую сторону стола, она тут же закрывает глаза и роняет голову на грудь.
– Посади ее.
Тюдор подвигает ей стул:
– Извольте присесть, сударыня. Все уже прошло.
Ребекка безвольно опускается на стул и клонит голову ниже. Закрыв лицо руками, начинает всхлипывать – смущенно, как бы стыдится своего срыва.
Аскью подается вперед и упирается руками в стол.
– Что это было? Что вы там такое увидели?
Вместо ответа женщина всхлипывает еще громче.
– Воды. Подай ей воды.
– Не надо, сударь, не будем ее трогать. Это как при нервической горячке. Сейчас отойдет.
Аскью снова окидывает взглядом плачущую женщину и решительно подходит к закрытой двери. Пробует открыть, но дверь не поддается. Аскью с растущим раздражением дергает еще и еще. Бесполезно: дверь заперта. Стряпчий теперь уже не спеша возвращается к окну и выглядывает на улицу. Смотрит и ничего не видит. В глубине души, где рассудок бессилен, Аскью потрясен не меньше самой Ребекки – правда, ни за что не хочет в этом признаться. Он не оглядывается, даже когда женщина, отбросив смущение, разражается пронзительными рыданиями, сотрясающими тело, надрывающими душу. Но вот всхлипы раздаются все реже и реже, и лишь тогда он наконец оборачивается.
Писцу удалось-таки напоить женщину водой, и теперь он стоит, положив руку ей на плечо. Но Ребекка по-прежнему не поднимает голову. Помедлив немного, стряпчий идет к своему стулу, испытующе поглядывая на понурую фигуру, и взмахом руки отсылает Тюдора на место.
– Совершенно ли вы пришли в память, сударыня?
Женщина кивает склоненной головой.
– Можно продолжать?
Женщина опять кивает.
– Так что же это на вас напало?
Женщина качает головой.
– Отчего вы так вперились в эту дверь?
Только тут женщина, не поднимая головы, подает голос:
– Оттого, что я там нечто увидала.
– Да когда там ничего не было! Что молчите? Извольте, я вам все прощу – и ваши громовые проповеди, и дерзости, и поносные слова обо мне.
Расскажите лишь, что вы видели.
Стряпчий складывает руки на груди и ждет ответа. Все напрасно.
– Или вам стыдно того, что вы увидели?
Ребекка выпрямляется, поднимает на него глаза и вновь кладет руки на колени. На ее лице проступает скупая и все же отчетливая улыбка. Аскью потрясен. Эта улыбка запомнится ему надолго.
– Мне не стыдно.
– Отчего вы улыбаетесь?
Женщина продолжает молча улыбаться, словно эта улыбка и есть ответ на вопрос.
– То был человек?
– Да.
– Житель этого света?
– Нет.
– Тот, кого почитаете вы Господом нашим, Спасителем?
– Нет.
– Особа, именуемая вами Святой Матерью Премудростью?
– Нет.
– Да полно, сударыня, скрытничать! Вы глядели так, точно кто-то вошел в комнату и стоит позади. Верно? Признавайтесь же, кто это был.
Загадочная улыбка придает лицу женщины неуловимое выражение. Ребекка будто лишь теперь вспомнила, где она находится, узнала в собеседнике своего врага. Однако при дальнейшем допросе перед стряпчим уже другая Ребекка. Всякому ясно, что ей не победить – ни в этом историческом настоящем, ни в будущем. Всякому – но не ей.
***
О: Тот, кого вы ищете.
В: Его Милость? Вы положительно утверждаете, что видели Его Милость стоящим в этой самой комнате?
О: Все равно не поверишь.
В: С каким выражением он смотрел?
О: Как мой друг.
В: Какое на нем было платье? То ли, в коем он ехал в Девоншир, или как в вашем мечтании?
О: Какое он носил в Вечном Июне.
В: Вошел ли он, открыв и затворив за собой дверь?
О: Нет.
В: Так, стало быть, он пришел как призрак, как тень, не препятствуемый ничем, что непроницаемо для обыкновенной плоти?
О: Он пришел.
В: Говорил ли он?
О: Ему нет нужды в словах.
В: И вы не удивились такому его явлению? Ну же, сударыня, отвечайте. А может быть так, что вы уже имели с ним такого рода встречи после первого мая? Не так ли? Отвечайте: так или нет? Правду ли вы показывали, когда я при начале допроса спросил вас, не имели ли вы с ним после того дня каких-либо сношений? Может, было не так, как вы показали?
О: Все равно не поверишь.
В: Это не ответ. Ну, виделись вы с ним или не виделись? Пусть не так, как нынче, пусть хоть как-нибудь, чтобы можно было сказать: «Да, я с ним видалась».
О: Он теперь мой друг.