Доннерджек остановился в нескольких десятках шагов, разглядывая щеголевато одетого мужчину с аккуратной бородкой, кинжалом у колена и клеймором[17] на поясе.
Слушая музыку, Джон заметил, как меняется окружающая местность: горы превращались в долины, рождались новые горные хребты. Ему пришло в голову, что природа каким-то непостижимым образом подчиняется неизвестному музыканту. Казалось, все вокруг, выполняя волю местного Хранителя, стало пластичным и танцует под пронзительные, диковинные звуки.
Через некоторое время он заметил неожиданное движение на вересковой пустоши. Небольшое пятнышко мрака переместилось, приблизилось. Пустошь начала тускнеть и уменьшаться.
— Привет, — раздался тихий голос. — Музыка — замечательная штука, не правда ли?
Доннерджек присмотрелся и понял, что пятнышко мрака — это черный мотылек.
— Он еще долго будет играть, — продолжал мотылек. — «Оркестр Титанов», довольно длинная пьеса.
— Кто? — спросил Доннерджек. Мотылек вспорхнул ему на плечо, чтобы его голос не заглушала волынка.
— Вулфер Мартин Д'Амбри, — последовал ответ. — Тот самый, что привел призрачный полк Небопы к бесчисленным победам в дни Творения. В некотором смысле, он потерянная душа, Призрачный Волынщик.
— Призрачный Волынщик? Почему его так называют?
— Потому что у него нет собственного мира и он скитается, словно призрак, в поисках своего потерянного полка.
— Боюсь, я никогда не слышал его истории.
— То было в давние времени, когда царства вели междоусобные войны, когда границы легко менялись и когда союз систем произвел на свет Вирту. Законов не существовало, наступил период хаоса и великого перемещения; эйоны пытались сохранить свои владения, не поддаваясь давлению со всех сторон. Мир появился на свет и вступил на свой путь, но первые его шаги были ужасны, хотя со стороны такого впечатления и не создавалось. Казалось, будто прошло всего несколько мгновений, но на самом деле миновала целая вечность.
— Я знаю, в моей реальности времени действительно прошло совсем немного.
Послышался музыкальный смешок.
— Уверяю тебя, все наделенные разумом обитатели Вирту ощутили каждую прошедшую минуту.
— В мои намерения вовсе не входило умалять чужие страдания. Ты присутствовал при тех событиях? Мотылек — хрупкое существо, особенно в столь жестокие времена.
И снова раздался негромкий смех.
— Если тебе попадутся хроники тех событий, поищи там имя «Алиот».
Доннерджек перевел взгляд на волынщика.
— Кажется, мы немного отвлеклись.
— Верно. Небопа придумал отряд смертельных бойцов. Он вызывал его к жизни, когда ему были нужны опытные воины.
Волынщик издал особенно громкую ноту, когда Доннер-Джек покачал головой.
— Ты сказал «придумал»?
— Да. Обычное дело во времена Великого Потока — бог создавал все, в чем нуждался, при помощи своего могучего воображения. Сейчас они уже не занимаются подобными вещами — слишком много усилий. Но тогда Небопе требовалась непобедимая армия.
— Он их просто вообразил, и они возникли?
— О нет! Даже богу нужно сначала подготовиться. Он должен заранее представить себе каждого как отдельную личность, с определенной внешностью и характером. Он должен увидеть их так же ясно, как мы с тобой видим друг друга. Только тогда, сочетая воображение с волей, можно вызвать воина к жизни и послать на поле битвы.
— Конечно. И ему по силам отозвать раненых, исцелить их, а потом снова отправить в сражение.
— Да, один бог в состоянии заменить целый полевой госпиталь. Легион Небопы производил потрясающее впечатление, но ярче всех выделялся волынщик, Д'Амбри. Конечно, он и сам участвовал в битвах и проявил чудеса храбрости. Пожалуй, он был лучшим из лучших.
— И что же случилось потом?
— Нужда в кровопролитии стала возникать все реже, Не-бопа постепенно перестал обращаться за помощью к своему Легиону. Затем, после одного из величайших победных сражений, он призвал воинов к себе и отправил спать в свою память. Все вернулись в мгновение ока; все, кроме волынщика на вершине холма.
— А почему не вернулся он?
— Никто не знает. Полагаю, у него имелось то, чего не было у остальных — музыка. Она дала ему индивидуальность, и волынщик перестал быть одним из множества воинов — пусть и великих.
— И что дальше?