— Нет, — ответил Гурдже.
Вообще-то он подумывал попросить об этом Хамлиса, но знал: старый автономник считает, что за свою жизнь уже успел получить немало впечатлений (и немало поскучать). Гурдже не хотел вынуждать машину отказывать ему. Если бы Хамлис захотел, то, несомненно, сам бы предложил это.
— Пожалуй, это разумно с вашей стороны. А как насчет личных вещей? Если вы надумаете взять что-нибудь, скажем, объемистее небольшого модуля или животное размером с человека, то могут возникнуть проблемы.
Гурдже покачал головой:
— Ничего такого. Пара чемоданов с одеждой… может, два-три украшения… больше ничего. А какого рода автономника вы собирались послать со мной?
— В основном дипломат-переводчик и вообще прислуга на все руки. Может быть, старую модель с опытом работы в империи. Он должен иметь обширные знания о социальном устройстве имперского общества, видах титулований и тому подобном. Вы не поверите, как легко наделать ошибок внутри такого общества. Этот автономник предотвратит всевозможные ляпы в области этикета. У него, конечно, будет и библиотека, и, возможно, кое-какие, пусть и ограниченные, боевые способности.
— Мне не нужен автономник-стрелок, Уортил.
— Это рекомендуется для вашей безопасности. Вы, конечно, будете под защитой имперских властей, но они отнюдь не безгрешны. Во время игр нередко случаются оскорбления действием, и отдельные группы в обществе могут желать вам зла. Я должен указать, что «Фактор сдерживания», высадив вас в Эа, не сможет оставаться неподалеку от вас. Военные империи не допускают присутствия боевых кораблей на их родной планете. Да и к Эа они позволят приблизиться лишь потому, что с корабля будет снято все вооружение. После отбытия корабля автономник будет вашей единственной надежной защитой.
— Но ведь я все равно останусь уязвимым?
— Останетесь.
— Тогда я лучше рискну. Дайте мне доброжелательного автономника. Не нужно ничего вооруженного, ничего… смотрящего на мир сквозь прицел.
— Я настоятельно рекомендую…
— Автономник, — сказал Гурдже, — чтобы играть в эту игру надлежащим образом, я должен, насколько возможно, чувствовать себя местным — с той же степенью уязвимости и теми же заботами. Я не хочу, чтобы ваша машина была моим телохранителем. Бессмысленно отправляться туда, если я знаю, что могу не играть всерьез, в отличие от других.
Автономник помолчал.
— Ну, если вы так уверены… — наконец сказал он расстроенным тоном.
— Уверен.
— Хорошо, если вы настаиваете. — У автономника вырвалось подобие вздоха. — Кажется, мы обо всем договорились. Корабль должен быть здесь через…
— У меня есть одно условие, — сказал Гурдже.
— Условие? — переспросил Уортил.
Поле его на мгновение стало видимым — мерцающая смесь синего, коричневого и серого.
— Тут есть один автономник по имени Маврин-Скел.
— Да, — осторожно сказал Уортил. — Мне сообщили, что эта машина временно обосновалась здесь. Так что с ним?
— Его изгнали из Особых Обстоятельств — выкинули оттуда. После его появления здесь мы… успели подружиться. И я обещал, что, если у меня когда-нибудь появится малейшее влияние в Контакте, я постараюсь ему помочь. Боюсь, я приму ваше предложение играть в азад только при условии, что этот автономник будет возвращен в Особые Обстоятельства.
Уортил помолчал несколько мгновений.
— Вы дали неразумное обещание, мистер Гурдже.
— Признаюсь, я и мысли не допускал, что когда-нибудь получу возможность исполнить обещанное. Но вот теперь получил, и потому я должен поставить это условие.
— И вы не хотите взять эту машину с собой? — В голосе Уортила звучало недоумение.
— Нет. Я просто обещал поспособствовать его возвращению на службу.
— Так-так. Вообще-то я не вправе заключать такие сделки, Жерно Гурдже. Эта машина была демилитаризована, потому что оказалась опасной и не согласилась пройти реконструкционную терапию. Я не могу принимать решения на ее счет. Тут должна поработать приемная комиссия.
— Я вынужден все же настаивать.
Уортил снова испустил что-то вроде вздоха, приподнял шаровидный контейнер, который перед тем поставил на сиденье, и, казалось, принялся изучать ровную поверхность сферы.
— Я сделаю то, что зависит от меня, — сказал он с долей раздражения. — Но обещать ничего не могу. Приемные и апелляционные комиссии не любят, когда на них давят. Там сидят ужасные моралисты.