139 
— Ох, не нравится мне этот месяц, — сказала Вэл.
— Такой холодный и хмурый, — подтвердила Роузи. — Вот уж точно Смерть.
— Я имела в виду, для тебя он плохой. Звезды для тебя в этом месяце нехорошие.
— Класс, — протянула Роузи.
— Тебе просто надо быть осторожной, — сказала Вэл. — Потому я тебе и говорю.
— И чем же этот месяц для меня плох?
— Да вот. Марс будет в Тельце, — объяснила Вэл. — Во-первых. Это знак Майка.
— Это плохо?
— Для него — нет. — Вэл сняла крышку термоса.
— Ну, вот ты говоришь, мол, будь осторожна, — сказала Роузи. — Никогда я не понимала, что это значит. Будь осторожней.
— Ты не боишься?
— Майка?
— Их всех.
— Нет. — Сэм вернулась к ним, забрала у Вэл термос и вдохнула горячий пар, зажмурившись от удовольствия. — Нет, я не боюсь. Я должна это сделать, и я это сделаю.
— Я бы замучилась. Просто сил бы не хватило.
— Алан сказал, что первоначальное соглашение составлено хорошо и он не видит никаких веских причин для внесения изменений. Только он, может быть, не все знает.
Она подумала о Споффорде. Вы должны быть скромной матерью-одиночкой или, во всяком случае, очень осмотрительной. Она шлюха, ваша честь, и недостойна быть матерью. Сэм не раз спала в постели с ней и Споффордом; а однажды, когда девочка уснула совсем крепко, Роузи с ним даже, ой-ей-ей-ей-ей.
— Ты говорила с Аланом?
Роузи кивнула. Она позвонила ему, невозмутимо задала пару вопросов, а потом ударилась в панику и, хотя не передумала делать все самостоятельно, попросила его объяснить кое-что, и Алан отвечал неохотно: полузнайство ложь в себе таит {331} — она вообще в курсе насчет этого? Слыхала она такую пословицу: если ты сам себя защищаешь в суде, дурак же твой клиент? Пришлите мне счет, Алан, сказала она и положила трубку.
— Он говорит, что у них, вероятно, много денег. И не может предсказать, на что они способны.
— Эта секта? — уточнила Вэл.
— «Пауэрхаус». Новое увлечение Майка.
— Господи, они везде. — Вэл подняла взгляд на высившиеся башни и укрепления Баттерманза. — Как ты можешь отказываться от всего этого? Оно же такое… Не знаю. Прикольное.
— Да? Знала бы ты, какие налоги…
— Ну, было бы это все моим, — с жаром возразила Вэл, — никогда бы никому не уступила. Не смогла бы. Я б сюда переехала и жила.
Роузи ничего не ответила. Потому что у Вэл были права на имение, не меньшие, чем у Роузи, если правдой было то, во что верила Вэл: что она внебрачная дочь Бони Расмуссена, зачатая, когда ее мама не только была любовницей Бони, но и заправляла полулегальным борделем в Дальней Заимке.
Ее отец. История неправдоподобная, но такая подробная: она текла параллельно с прежним, хорошо знакомым миром самой Роузи и ее близких — а теперь требовалось избрать один из двух миров. Роузи не могла решить, есть ли у нее обязательства по отношению к Вэл, ее как бы двоюродной тетке, и если есть, то какие. Намерений Бони уже не узнать, завещания он не оставил — Вэл верила, что из-за ее непризнанного существования; но Роузи думала, что не Вэл, а саму Смерть Бони не хотел признать и назвать по имени. Проклятие Рода Расмуссенов.
Вэл искоса взглянула на Роузи.
— Знаешь, — заметила она. — Ты все-таки довольно крутая.
— Ага, как же.
— Правда. Из тебя и впрямь вышел бы неплохой босс этого Фонда. Твои планеты в Рыбах. Если бы ты только захотела.
— А я не хочу. — А кто же тогда?
— Уна Ноккс, — ответила Роузи.
Вэл покачала головой, и две женщины обменялись взглядами, словно рукопожатием: Бонн таки втянул их в свою игру, пусть даже тем, что они обманулись на миг. И все же — ни одна душа этого не знала, даже Бони, стоящий у порога Смерти, — но только Вэл и Роузи могли освободить его из плена Уны, если такому суждено сбыться, хотя той ночью никакой уверенности в этом не было. Вэл, дочь, которую он не захотел признать, чьего прощения не принял; и Роузи, на которую он возложил невыполнимое поручение, тяжкое, как проклятье, но и отказаться от него нельзя. И не могли они знать, что их долг или привилегия — освободить покойного родича; не знали и того, как это выполнить. А знали бы — может, и не стали бы ничего делать.
Живя земной жизнью, мы делаем, что можем, — поступаем, как должны или вынуждены; порою несем искупление или терпим неудачу, о которых нам не дано узнать, в сферах, нам неведомых. Причина тому — в геометрии свитых лучей, бесчисленных лучей, чьи пересечения связуют жизни всех миров. Может быть, те, кого мы освобождаем или держим в плену, знают об этом, но мы здесь — почти никогда; лишь немногие из нас догадываются о том, что это вообще возможно, а скоро и того не будет.
139 
