92 
Море тянулось к двум людям на берегу, мечтая согреться.
– Спи, Кассандра. Все хорошо.
– Это правда?
– Это правда.
* * *
Солнечные зайчики играли в расшибалочку, едва не опрокидывая столы и скамьи. Зайчикам было смешно. В разгар дня слушать про ночь и костры… Люди все-таки безнадежные, пустые существа. Дунь любому в ухо – загудит, словно в кувшине: бу-у-у! А что «бу-у», зачем «бу-у» и к какому столбу его прислонить – неизвестно.
Профессор снял мантию, аккуратно сложил и повесил на край кафедры.
– Доктор Цепеш в библиотеке, – сказал он, надевая шляпу из тончайшего кастора.
– Его там нет, – машинально ответил Сьлядек. – Я смотрел.
И испугался: не обидел ли он слепого этим словом: «смотрел»?
– Его там не было. А сейчас есть. Зашел взять «Трактат о глоссах» Диего Ортиса. Если ты поспешишь, застанешь доктора в читальном зале.
Петер Сьлядек встал.
– Извините, – невпопад брякнул лютнист и быстро поправился: – Я хотел сказать: спасибо…
Но профессор уже забыл о своем единственном слушателе. Оправив кружевной воротник сюртука, он подошел к окну, двигаясь слишком уверенно для незрячего; впрочем, Петера это взволновало не слишком. Бродяга внезапно задумался о том, что окна всегда были одинаковы. Хоть сейчас, хоть тыщу лет назад, здесь, в Каваррене или в чертовой Трое, о какой рассказывал слепец. Одинаковы в коренном, главном смысле, плохо выразимом словами. Менялись рамы и подоконники, натягивался бычий пузырь, промасленная бумага или вставлялось стекло, но окна по-прежнему впускали в дом свет и свежий воздух, позволяя видеть и дышать. Наверное, люди за окнами тоже оставались такими, какими были всегда, меняя лишь одежду и манеры, словно змеи – кожу. Странная мысль явилась и исчезла, оставив по себе неприятное чувство усталости.
Будто не думал, а пни корчевал.
Спина профессора у окна была сутулой и печальной. Там, снаружи, почти не слышимый отсюда, бесновался пророк, забравшись на чужой постамент, – тот же самый алгебраист-эсхатолог или новый, Петер не знал.
– Зачем ты так кричишь, дурачок? – одними губами шепнул слепой. – Я тебя прекрасно слышу. Господи, почему вы все время кричите?.. Думаете докричаться до завтрашнего дня? Глупые, безглазые… Не боитесь, что я однажды прозрею?
Стараясь не шуметь, Петер быстро оставил аудиторию и свихнувшегося от большой мудрости слепца.
Доктора Цепеша он действительно нашел в библиотеке. Следующие три дня были заполнены музыкой: они записывали «Дунай…», выстраивали будущее пятиголосье мотета, изучали канционал Франуса, где уже делалось трехголосное изложение народной песни с «cantus firmus» в теноре, и до глубокой ночи сидели в «Золотом горшке», отдыхая от трудов. В таверне, слушая разговоры буршей, Сьлядек узнал много нового. Дуэль тайного экспедитора и студента Бальтазара не состоялась по причине отъезда экспедитора в неизвестном направлении. Войска Карла Перронского освободили Шонвальд, разгромив наемников де ла Марка; сам негодяй-командир был убит каким-то шотландским стрелком. Булочница Фрида родила девочку, толстую и горластую, видимо, мало пострадав от бесплодного обрезуна, а крестьяне, распродавшие имущество в ожидании конца света, избили лопатами пастора Штифеля и теперь искали логарифмиста Непера с той же благородной целью.
Встретился бродяге и давешний авраамит: скорбен, безутешен, он громогласно проклинал своего Мошиаха, вдруг принявшего в Стамбуле ислам. Разочарование шло в обнимку с несчастным, бурча под нос: «И таки нет Бога, кроме Аллаха, тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить…»
Перед отъездом Петер столкнулся у калитки со слепым профессором.
– Всего доброго, – попрощался лютнист. – Храни вас Господь!
– Сыграй для меня, – ответил слепой.
И Сьлядеку почудилось, что вокруг них никого нет. Ни единого человека во всем городе или даже на всем белом свете. Только двое: слепец и бродяга. А может быть, один: слепец-бродяга. Безумие получалось таким сокрушающе ярким, что лютнист зажмурился. Там, в темноте, ласковой и уютной, продолжал звучать низкий голос профессора, похожий на рокот струн виолона:
– Я очень тебя прошу. Сыграй.
– Что?
– Что угодно.
– Сейчас?
– Нет. Сейчас не получится – для меня. Сыграй ночью. В тот миг, когда сегодня превращается во вчера, а завтра – в сегодня.
– Где? Вы назначите мне место встречи?
– Разумеется. Играй там, где окажешься в это время.
– Но вы…
92 
