— Милый Мальчик, — прошептал Лесли, каким-то образом начав «Мальчик» с большой буквы и внушив Грегори ощущение, что этого обращения удостаивались только самые взрослые люди. — Милый Мальчик.
Грегори проигнорировал продавленный плетеный веревочный ящик для белья, который, видимо, служил стулом, и сел на кровать своего дяди. Он не знал, что говорят в подобных случаях, — он предположил, что это должен быть один из «подобных случаев», но значения это никакого не имело, поскольку Лесли, даже когда минутами молчал, все равно каким-то образом владел разговором. Его мысли занимала миссис Брукс.
— Она сказала тебе, как я заставил ее позволить мне умереть здесь?
— Нет. — Грегори знал, что нукать на дядю Лесли никак не следует.
— Сказал ей, что настучу налоговому управлению, если она упрется.
— Лесли, старый вы негодяй. — Грегори чувствовал, что более уместного комплимента он найти не мог.
Лесли воспринял его слова именно так и прижал палец к носу. Он как будто был слишком слаб, чтобы постучать им.
— Глупой старухе пришлось даже притвориться, будто она — моя давно пропавшая невестка или еще какая-то свойственница. Только так больница меня отпустила. «Вот-вот, — сказал я ей, — затребуй тело». Им там это не понравилось. Скушай таблетку, мальчик мой. — Он указал на рядок пластиковых цилиндриков у изголовья. Грегори покачал головой. — Понимаю тебя, милый, мне и самому они не по нутру.
Некоторое время они молчали — Лесли закрыв глаза. Волосы у него были такими же черными, как в самые лучшие времена — может быть, в мешочке с его туалетными принадлежностями хранится какая-нибудь краска по бросовой цене, подумал Грегори, — но брови были белоснежными, а усы полу-полу. Кожа у него пожелтела, обвисла на лбу и скулах; и все же даже в покое его выражение прятало что-то обаятельное. Он походил на ярмарочного зазывалу, который приглашает вас взглянуть на Бородатую Даму. Вы входите и понимаете, что борода дамы попросту приклеена, но почему-то это нельзя поставить ему в упрек. «Не пропустите Бородатую Даму, — неожиданно для себя объявляете вы, выбираясь наружу мимо толпы, колеблющейся у кассы. — Самая лучшая Бородатая Дама к югу от Стены Адриана».
Иногда Лесли если что-то говорил, и его глаза открывались вместе со ртом. Больше он про свою смерть не упоминал, и Грегори решил, что вопрос закрыт.
Он немного поговорил про Джин, между прочим доверительно сообщив Грегори:
— Она была настоящей вопленницей, твоя мать, — и закрыл глаза.
Грегори не понял, что он подразумевал. Может, «вопленница» обозначала «женщину легкого поведения», как они тогда выражались. Но это никак не подходило к его матери. Наверное, словечко из довоенного сленга. Если не забуду, поищу в словаре.
Потом у него возникло желание сказать ему, как он всегда его любил и как ему нравились байки про войну, которые Джин не одобряла. Но почему-то это выглядело бестактным, почти жестоким. И вместо этого он сказал негромко:
— Помните стереоскопические слайды, которые вы мне подарили? Я совсем недавно вспоминал про них.
— О чем ты?
— Слайды. Такие цветные прозрачные картинки, по две рядом. Их вставляли в стереоскоп и рассматривали виды африканских заповедников или Гранд-Каньона. Но только… только стереоскопа вы мне так и не подарили. — Как он ни старался, Грегори не сумел избежать жалобной ноты в голосе, хотя ничего, кроме благодарности, не испытывал.
— Хе, — сказал Лесли, его глаза были плотно закрыты. — Хе. — Размышлял ли он о собственной подловатости или неблагодарности племянника? Медленно глаза открылись и посмотрели куда-то за плечо Грегори.
— Если ты пошаришь вон там, то, может, найдешь недостающую часть.
— Нет. Нет, дядя, мне… мне недостающая часть совсем не нужна.
Один глаз задержался открытым, оглядел Грегори, счел его чокнутым дальше некуда и закрылся. Минуты через две Лесли сказал:
— Возьми взамен бритву.
— Что?
— Я сказал, возьми взамен бритву.
Грегори посмотрел на верх комода. «Электролюкс» розово поблестел ему.
— Огромное спасибо. — Это, понял он, был идеальный подарок.
— Потому что если ты не возьмешь, то она ее заберет брить себе ноги.
Грегори испустил смешок, и легкая улыбка тронула его губы. Он смотрел на ярмарочное лицо своего дяди. Наконец, не открывая глаз, Лесли произнес последние слова, которые услышал от него Грегори: