108 
— Душевнобольная? — с удивлением переспросила Лиз.
— О да! Через некоторое время трем самым известным в Лурде врачам было предложено освидетельствовать Бернадетту, что они и сделали. Эскулапы обнаружили у нее повышенную нервозность, астму, но при этом — никаких признаков психического расстройства. Она была полностью нормальна и вменяема. Что касается видений Бернадетты, то доктора объявили их обычными фантазиями, характерными для детей ее возраста. Относительно первого видения Бернадетты врачи в своем отчете писали: «Ее внимание привлек отблеск света на стене грота, а поскольку в ее мозгу уже существовала определенная психическая предрасположенность, воображение девочки придало этому отблеску очертания столь любимых детьми статуэток Девы Марии, которые стоят на церковных алтарях». Вывод врачей состоял в следующем: как только окружающие перестанут обращать на нее внимание и следовать за ней, Бернадетта позабудет про все свои иллюзии, успокоится и вернется к обычной жизни.— Отец Рулан улыбнулся.— Что в очередной раз говорит нам о том, как могут ошибаться представители медицинской науки. Но наиболее ожесточенное неприятие рассказы Бернадетты встретили со стороны главного священнослужителя Лурда…
— Аббата Пейрамаля,— перебила Лиз, желая показать отцу Рулану, что тоже не с Луны свалилась.
— Совершенно верно,— кивнул ее собеседник.— Поначалу из всех сомневающихся он был самым воинственным. Аббат просто не мог заставить себя воспринимать всерьез «россказни» маленькой пастушки. Это был мужчина пятидесяти с лишним лет, крепкого сложения, энергичный и вспыльчивый, но под этой оболочкой скрывалась бесконечно добрая и порядочная душа. И вот после того, как дама в белом явилась Бернадетте в тринадцатый раз, девочка в сопровождении двух своих тетушек предстала перед аббатом Пейрамалем. Она пришла, чтобы передать ему слова дамы, которая сказала ей: «Иди и скажи священникам, что в этом месте надо построить часовню. Я хочу, чтобы туда приходили процессии народа». Это послание не произвело на отца Пейрамаля ровным счетом никакого впечатления, и он, не скрывая сарказма, спросил Бернадетту: «А, ты та самая, которая ходит в грот? И утверждает, что видит там Деву Марию?» Однако застать Бернадетту врасплох было непросто. «Я не утверждала, что это Дева Мария»,— ответила она. «В таком случае кто же это?» — спросил аббат. «Я не знаю»,— было ему ответом. Пейрамаль покраснел от злости. «Значит, не знаешь? Лгунья! А вот люди, которых ты заставляешь таскаться за собой, и газетчики на каждом углу кричат о том, что ты видишь Пречистую Деву! Так что же ты видишь на самом деле, а?» Бернадетта смиренно ответила: «Кого-то, кто напоминает мне даму». Пейрамаль зарычал от злости: «Кого-то! Напоминает! Процессии!» Он зыркнул глазами на ее теток, которых в свое время вышвырнул из церковной общины за то, что они забеременели, не будучи замужем, и яростно вскричал: «Какое несчастье иметь такую семью, члены которой только и знают, как устраивать в городе беспорядки! Посадите ее на привязь, и пусть не шляется, где не надо! А теперь вон отсюда!»
— В каких беспорядках он обвинял Бернадетту? — спросила Лиз.
— Число людей, которые сопровождали девочку во время ее визитов в грот, постоянно росло. Сначала лишь несколько человек были свидетелями того, как она впадала в транс, потом их стало сто пятьдесят, в следующий раз — четыреста, затем свидетелями видений Бернадетты стали полторы тысячи человек, и наконец — не менее десяти тысяч.
— Приходилось ли ей еще встречаться с аббатом Пейрамалем?
— Много раз,— кивнул отец Рулан.— Более того, она пришла к аббату вечером следующего дня после того, как он выгнал ее вместе с тетками. К этому времени Пейрамаль немного поостыл и снова задал Бернадетте вопрос относительно дамы в белом. «Ты до сих пор не знаешь ее имени?» — спросил он. «Нет, досточтимый отец»,— последовал ответ. «Так спроси у нее, как ее зовут»,— посоветовал аббат. После четырнадцатого посещения грота Бернадетта вновь пришла к Пейрамалю и сказала: «Преподобный, она по-прежнему хочет часовню».— «Ты спросила ее имя?» — «Да,— ответила Бернадетта,— но она только улыбнулась». Возможно, Пейрамаль тоже улыбнулся. «Как я погляжу, ей с тобой весело. Так вот, если она хочет часовню, пусть сообщит тебе свое имя». Когда Бернадетта увидела даму в шестнадцатый раз, она спросила ее: «Мадам, не будете ли вы так добры назвать мне ваше имя?» По словам Бернадетты, дама в белом склонилась в полупоклоне, сложила руки на груди и ответила: «Я есмь Непорочное зачатие». Бернадетта побежала к аббату и повторила ему услышанное от дамы в белом. Пейрамаля словно громом ударило. «Это невозможно! — воскликнул он.— Ты ошиблась! Ты знаешь, что это значит?» Бернадетта понятия не имела, что это может значить. Дело в том, что догмат о Непорочном зачатии Благодатной Девой Марией, суть которого состоит в том, что чистота Иисуса распространилась и на его мать Марию, представляет собой весьма сложную доктрину. Папа Пий Девятый официально провозгласил ее всего лишь за четыре года до этого — восьмого декабря тысяча восемьсот пятьдесят четвертого года — с целью стимулировать религиозность, вдохнуть в католицизм новую жизнь. Поэтому сама мысль о том, что безграмотная и невежественная Бернадетта Субиру может знать это, казалась абсурдной. Как мне кажется, именно с этого момента отец Пейрамаль отбросил все сомнения. Теперь он верил каждому слову Бернадетты, превратившись в одного из самых верных ее сторонников.
108 
