Особенно,... 
71 
Она повернулась и пошла прочь легкой, скользящей походкой, что-то неслышно бормоча и по-девичьи пританцовывая на ходу.
Амфитрион не выдержал – отвернулся.
– Ты бы лучше пошел за ней, – Автолик жарко задышал Амфитриону в ухо и, видя, что тот послушно встает, добавил: – Не ровен час – заблудится, или еще что… И последнее – сперва не хотел тебе говорить, но вижу – придется. Тот бросок, за который я Алкида при всех высмеял…
– Бросок? – недоуменно обернулся Амфитрион, выбираясь в проход. – Ах да, бросок… Ну и что?
– А то, что меня в свое время этому броску отец научил. Чуть по-другому, правда, так и я тогда постарше твоих мальчишек был, и ростом повыше… а в остальном – знакомая повадка. Ты б поразмыслил об этом, хорошо?
– Да, хорошо, – кивнул Амфитрион, спускаясь с трибуны и не очень вдумываясь в слова Автолика. – Хорошо, конечно…
Уже у самого выхода из палестры, почти догнав жену, он вдруг вспомнил, кому Автолик Гермесид приходится сыном, и передернулся, чувствуя, как где-то очень глубоко внутри него прошла волна легкого озноба.
Старое, полузабытое ощущение… как перед самой первой битвой, где он чудом остался жив.
4
Проводив Алкмену до самого дома – он так и не решился догнать ее или окликнуть, – Амфитрион прикрыл за женой створки ворот, а сам остался на улице, сев прямо на землю рядом с воротами и прислонившись спиной к шершавому камню стены.
Мельком он подумал, что сейчас похож на нищего в ожидании подаяния.
Слева от Амфитриона послышался топот бегущего человека, но поворачивать голову, чтобы посмотреть на того, кто ни свет ни заря носится по улицам Фив, было выше сил. Амфитрион только отметил про себя, что бежит человек плохо – спотыкаясь, хрипя, со свистом гоня воздух через воспаленные легкие; а вот уже топот стих… а хрип остался.
– Скорее! Скорее, лавагет! Вооружай челядь! Они сейчас будут здесь! Ну скорее же!..
– Не кричи, – равнодушно попросил Амфитрион, не двигаясь с места. – Весь дом разбудишь.
– Что с тобой, лавагет?! Вставай!
– Я уже давно не лавагет. Забудь.
– Для меня – лавагет… вставай, свиная падаль!
Амфитрион и не заметил, как его подбросило на ноги. Человек выброшенной на берег рыбой затрепыхался в его руках, оскалившись странно-радостной гримасой, отчего лицо человека напомнило… напомнило… проваленная переносица, седые, жесткие, как сосновые иголки, волосы, крохотные, близко посаженные глазки, встопорщенная бородища…
– Гундосый, ты?! – Амфитрион разжал пальцы.
– Хвала Зевсу! – счастливо просипел Телем Гундосый, потирая шею, где, словно выжженное клеймо, остались красные пятна – следы Амфитрионовой хватки. – Хвала Зевсу! Я уж думал – все, был лавагет, да сплыл! Ан нет, дымит еще… ну и пальчики у вас, господин, доложу я вам, это ж не пальчики, это ж Гефестовы клещи!..
– Дело говори! – рявкнул Амфитрион, забыв, что только что сам своим бездействием толкнул Гундосого на грубость.
– Я их остановить хотел, лавагет, – да разве ж их остановишь?! Филида они просто растоптали, и меня б смяли – так я деру дал… и к вам! А они идут, лавагет, они идут, они скоро будут здесь – я не тот уже, старый я, быстро бегать не могу! В боку у меня колет…
– Кто – они?!
– Люди! Люди, лавагет! Фиванцы. Говорят – Ификла убить надо… в жертву принести! Иначе на Фивы несчастье падет, боги отвернутся!.. Галинтиада-старуха нашептала, что знамение ей было: Ификл Лина кончил, а Алкид непорочен, чист Алкид-то, герой богоравный! Я ей хотел рот заткнуть – так она вывернулась, а люди на нас с Филидом… эх, Филид, Филид, что ж ты так!.. Не уберег я тебя…
С двух сторон в улицу стала вливаться толпа. Люди шли на удивление тихо, без крика, без гомона – страшно шли, спокойно, сосредоточенно, зная, зачем идут и на что идут. Словно река в половодье, захлестывали пустое пространство, пенились отдельными возгласами, накатывались волна за волной; у многих в руках были палки и камни. Казалось, что это движение неостановимо, что вот сейчас крохотный островок у ворот дома, где замерли Амфитрион и Телем, будет тоже затянут людским водоворотом – и тогда все случится само собой, все, что должно случиться; все, что до теперешней минуты еще лежало на коленях у богов.
Впрочем, островок пока что держался – ворота, забор да клочок земли вокруг Амфитриона и озирающегося по сторонам Гундосого.
Река, в неурочное время разлившаяся посреди Фив, плеснула прорвавшимися вскриками, и первая волна тронула неуступчивую сушу, частью откатившись обратно, частью оставшись на берегу островка, на расстоянии копейного удара от двоих уже немолодых людей, загораживавших ворота.
71 
