7
Весь день ему навстречу попадались измученные солдаты, бредущие прочь – поодиночке, вдвоем, втроем…
Изредка он останавливался и расспрашивал их, кусая губы от бессильной ярости.
Все подтверждалось.
Безумные бойцы-Молиониды, действующие вдвоем, как единое существо; Олимпийские боги на стороне Пилоса, Элиды и Спарты…
– Говорю тебе – Посейдон это был!
– Какой-такой Посейдон, если на суше и без трезубца?! Аид это, Владыка теней…
– Может, Зевс?
– Да ну тебя! Зевс без молний?! И не станет Зевс против любимого сына идти! Говорю же – Посейдон!..
Армия Геракла отступала. Пускай великий герой ранил в битве не то Геру, не то Арея, не то самого Аида – это ничего не меняло. Разве что не давало отступлению перерасти в повальное бегство.
Солдаты не хотели драться с богами и чудовищами. Наемники – они хотели убивать людей, а потом грабить богатую Элиду, а заодно, если удастся, Пилос и Спарту.
Иолай слушал их, кусал губы и хлестал коней.
Он должен был успеть.
* * *
Под вечер Иолай нагнал отряд хорошо вооруженных воинов, спешивших в ту же сторону, что и он сам. Из-за сгущающихся сумерек он не сразу признал в них тиринфских ветеранов и мирмидонцев Теламона – пока не увидел впереди знакомую широкоплечую фигуру.
– Иолай! – искренне обрадовался Теламон. – Где ж ты пропадаешь, возничий?! Я как узнал, что здесь творится, сразу с Саламина на материк, собрал своих парней – и сюда! Вот, подмогу из Тиринфа встретил… Привал делать будем?
– Нет. Идем дальше. За ночь, думаю, доберемся.
– И я так думаю, – согласно кивнул Теламон. – Вперед!
Бегущих аркадян они перехватили за час до рассвета. От них Иолай с Теламоном и узнали, что войска Авгия во главе с Молионидами еще затемно ворвались в лагерь Геракла – хотя перед этим по их же инициативе было объявлено временное перемирие – и учинили кровавую резню.
Один из близнецов остался вместе с аркадянами прикрывать отход, пока другой уводил уцелевших солдат в небольшой городок Феней, до которого отсюда было рукой подать.
Кефей Аркадский с сыновьями пал в бою (еще одно весло на призрачном «Арго» осталось без гребца), а тот из братьев, кто прикрывал отступление, был тяжело ранен.
Аркадяне же были рассеяны и бежали.
Постепенно раскаляющийся Гелиос уже подбирался к зениту, когда колесница Иолая, влекомая двумя загнанными лошадьми, въехала на центральную площадь Фенея.
Иолай сразу понял, что опоздал.
8
Он опоздал.
Один из его сыновей лежал на носилках в тени старого вяза, росшего у края площади, и по его бледному лицу с заострившимися чертами, по багровым пятнам, проступившим сквозь свежие повязки, по надсадному дыханию Иолай понял, что сын умирает.
Второй, стоявший рядом, поднял на Иолая пустые глаза.
– Почему ты приехал так поздно, папа? – тихо спросил он, нарушая давний уговор.
Иолаю нечего было ответить.
Амфитриону нечего было ответить, и старое имя дырявым плащом повисло на его плечах.
Стоявшие рядом понурые люди то ли не расслышали, то ли не задумались над смыслом этих слов.
Умирающий медленно разлепил тяжелые веки. В ясных глазах не было ни страха, ни боли; только склонившиеся над ним лица брата и отца сливались в одно знакомое лицо, словно он глядел на самого себя в чистую, незамутненную реку.
Слабая улыбка на миг тронула запекшиеся губы.
– Герой… должен… быть… один, – чуть слышно прошептал он и снова закрыл глаза.
– Ификл, ты? – так же тихо спросил Амфитрион.
– Я… Геракл, – выдохнул умирающий.
– А ты? – Амфитрион вгляделся в лицо второго и впервые понял, что не может различить сыновей.
– Я – Геракл, – как эхо, прозвучал ответ.
Уткнувшись лбом в ствол вяза, беззвучно содрогаясь всем телом и уже не стыдясь этого, плакал Лихас.
– Он… он спас нас всех, – пробился сквозь рыдания его срывающийся голос. – Прикрывал… раненый… меня отшвырнул – а сам… они отступили, и только тогда… он упал… Это я, я должен был! Вместо него…
«Герой должен быть один», – раскаленным молотом стучало в мозгу Амфитриона. Герой. Должен. Быть. Один. И гибнет под обломками «Арго» Язон, умирает от странной лихорадки Дедал, Тезея «призывает к себе» его отец Посейдон, обезумевшие вакханки разрывают на части безутешного Орфея… в Иолке остывает труп Акаста, Амфиарай-Вещий идет на Фивы, как на казнь, убит в сражении Кефей Аркадский… и вот теперь здесь, в захолустном Фенее, преданный людьми и богами, умирает один из его сыновей – все только потому, что: