Последние отзывы

  158  

– Живот пучит, – негромко пожаловался Алкид, зябко передернув широкими плечами; и волны пробежали по спелой пшенице, по дареному фаросу, утром присланному Гераклу будущим тестем. – Свинину у них тут готовят – и не можешь, а ешь! С черемшой, барбарисом и орехами… убить повара, что ли?

– Тебе сейчас жертву Аполлону приносить, – наставительно сказал Ификл, не любивший жирного мяса. – А потом – жениться. Так что молчи и думай о возвышенном.

– Не могу, – по мучительной гримасе, исказившей отекшее лицо Алкида, было видно: да, не может. – Сходить водички попить? Или… ты как думаешь, Ификл?

Двор был забит народом теснее, чем стручок – горошинами; правители с сыновьями теснились ближе к желтовато-блеклым ступеням из местного мрамора, к колоннаде, ведущей в прихожую мегарона, откуда должен был с минуты на минуту появиться (и все не являлся) Эврит Ойхаллийский с дочерью-невестой, открыв тем самым жертвенную церемонию; прочие отставные женихи норовили встать рядом с Гераклом-победителем и предназначенным Аполлону-Эглету белым конем.

Иолаю, хмурому и настороженному, такое распределение чем-то не нравилось, но он не мог понять – чем?

Неожиданная победа и надвигающаяся свадьба, Салмонеево братство, памятный разговор с Эвритом-Одержимым, пропавший с ночи гулена Лихас – этого хватало с избытком, чтобы тухлый привкус не уходил изо рта и тупо ныл рассеченный в Критском лабиринте бок; очень хотелось исчезнуть с Эвбеи (хоть вместе с нелепо выигранной невестой, хоть без) и очутиться где угодно, но лучше в Тиринфе, под защитой могучих башен, знакомых каждым щербатым зубцом, и стен толщиной в пять оргий.

Он безнадежно вздохнул и повернулся к близнецам.

Те, по-видимому, уже некоторое время о чем-то спорили и никак не могли договориться.

– Иолай, родной, – страдальчески прошептал мающийся Алкид, – ну хоть ты ему скажи! Пусть за меня постоит… я быстро, никто и не заметит! Эврит и так задерживается, пока придет, пока то, пока се… В конце-то концов, что Аполлону, не все равно, кто для него коня прирежет – я или Ификл?!

– Ладно уж, обжора, иди до ветру, – смилостивился Ификл, незаметно для окружающих меняясь с братом накидками. – Только поторопись, а то жену молодую проворонишь… или ей тоже все равно – ты или я? Надо будет при случае поинтересоваться…

Алкид, не слушая его, облегченно вздохнул и спиной стал проталкиваться к боковой галерее, намереваясь обойти дворец с тыла; Иолай же погладил безразличного к ласке коня – ох, и восплачут кобылы табунов ойхаллийских, гривы землей посыпая! – и зачем-то двинулся следом.

Уже сворачивая за угол, он мимоходом обернулся – нет, никто не шел из мегарона… да что ж это Эврит, в самом деле?!

Тоже животом скорбен?

Остановившись у боковой восточной калитки, ведущей на пологий, поросший праздничными венчиками гиацинтов склон, Иолай на миг задержался – гул толпы, дожидающейся начала обряда, сюда доносился еле-еле, глухим бормочущим шепотом – и поднял голову, бездумно разглядывая террасу второго этажа, резные столбики перил, потемневшие балки перекрытий, свисающую почти до земли веревку с измочаленным концом…

Это была веревка Лихаса; и тройной бронзовый крюк тускло поблескивал у основания перил, хищной птичьей лапой вцепившись в податливое волокнистое дерево.

– Ну что, пошли обратно? А то Ификл нам обоим устроит…

Алкид громко хлопнул калиткой, весело приобнял Иолая за талию – и вдруг замолчал.

– Может, ночью к девке полез, – без особой убежденности предположил он, – и заспался после трудов праведных?

– Лихас? – только и спросил Иолай. Алкид, набычившись, подергал веревку – крюк держался прочно, – смерил взглядом расстояние до перил и одним мощным рывком бросил свое тело почти к самой террасе, молниеносно перехватившись левой рукой рядом с крюком. Потом, продолжая висеть, он подтянулся, вгляделся в невидимый для Иолая пол террасы и перемахнул через затрещавшие перила.

– Здесь кровь, – глухо прорычал он сверху. – Вот… и вот.

Веревка обожгла ладони, ноющий с утра бок внезапно отпустил – так бывало всегда, когда предчувствия становились реальностью, – и Иолай, взобравшись на верхнюю террасу, тоже увидел бурое засохшее пятно на крайнем из столбиков.

Ковырнув его ногтем – грязные чешуйки беззвучно осыпались на пол, – Иолай выдернул крюк, смотал веревку в кольцо и повернулся к Алкиду.

Алкида больше не было. Не было вольнонаемного портового грузчика, проигравшегося в кости гуляки, беззлобного буяна и любителя свинины с черемшой и барбарисом не было; полгода безделья провалились в какую-то невообразимую пропасть, грохоча по уступам, и Иолаю оставалось лишь одно, последнее, привычное: прикрывать Гераклу спину, надеясь, что Ификл, в случае чего, удержит дорогу к воротам…

  158