Последние отзывы

  105  

— Такие приспосабливались плохо. Я очень много, Илья, людей повидал, ты себе вряд ли представляешь даже — сколько. А при таком количестве невольно впадаешь в соблазн классификации. Я словами эти группы не определю, но чувственно различаю их безошибочно. Бруни был из тех, что ушли первыми. Из того, разумеется, поколения. К середине тридцатых их уже практически не было. Я имею в виду — на воле не было, а многих — и в живых. Теперь скажи, когда и как он погиб.

— Сел в тридцать четвертом в декабре, расстрелян в тридцать восьмом в феврале-марте, — хрипло сказал Рубин. Кунин тяжело кивнул головой.

— Значит, вы с ним встретились… — начал Рубин.

Кунин живо перебил:

— В восемнадцатом, Илья. Под Рождество. Кстати мне уже кажется, что не куртка у него кожаная была а пальто. Кожанка такая знаменитая.

— Но ведь в восемнадцатом… — опять начал Рубин задумчиво, он уже понял, что женские имена совпали случайно, так что Кунин очень кстати перебил его, захохотав:

— Революция была, ты хочешь сказать. Непрерывно брали Зимний, шли с винтовками, били белых и махали флагами, да? Жизнь была, Илюша, обычнейшая жизнь. Люди музицировали, читали стихи, ходили в гости, влюблялись и заводили романы. Люди еще совсем не знали, что им предстоит. Даже то, что произошло, они осознавали слабо. Про Февральскую революцию — это да, а про Октябрьскую — кто там понимал? Как у тебя в стишке сказано? Где к Пушкину ты затерся в соавторы?

Рубин прочитал: «Открыв сомкнуты негой взоры, Россия вышла в неглиже на встречу утренней Авроры, готовой к выстрелу уже».

— Ужас, — сказала Наташа. — А ведь правда, наверное, жили себе и жили…

— Сейчас вернусь, — сказал Кунин, — прошу прощения.

И легко поднявшись, вышел. Рубин обернулся к Наташе. У нее было совершенно иное, чем минуту назад, лицо. Осунувшееся, измученное, усталое. Она виновато посмотрела на Рубина.

— Все очень плохо, Илья, — сказала она вполголоса. — Это со дня на день может произойти. Врач к нам ходит, он сказал, что длится чудо, он такого и не понимает.

— Я даже не знал, что так серьезно, — бормотнул Рубин.

— Он запрещает мне вообще касаться этой темы. Обрывает, и все. Очень тяжело. Вроде как мы оба этого ждем. Только по-разному.

— И ничего уже не сделать? — спросил Рубин, чтобы что-нибудь спросить.

Наташа покачала головой — и сразу же расцвела улыбкой: в комнату входил Кунин, неся пепельницу, пачку сигарет и спички.

— Поговорим о вещах серьезных, — возгласил он, садясь и входя в роль патриарха за семейным столом. — Только сперва закури, — приказал он Рубину — Ты уже час мучаешься желанием покурить, но тебя воспитала мама, а не дружный коллектив, так что мало в тебе хамства, и поэтому ты стесняешься дымить при старом сердечнике. Который, хочу заметить, я недавно посчитал, курил в течение шестидесяти пяти лет без перерыва. Доставай. И сейчас же прочитай что-нибудь о куреве. У тебя наверняка есть.

Рубин покосился на Наташу, та беспомощно повела бровями. Он достал сигарету, размял ее и с наслаждением затянулся. Кунин вдохнул дым и тоже зажмурился от удовольствия. Стишок из недавних Рубин вспомнил сразу: «Нет, я не знал забавы лучшей, чем жечь табак, чуть захмелев, меж королевствующих сучек и ссучившихся королев».

— Слушай, — сказал старик. — А ты знаешь, ты кто? Ты — Абрам Хайям!

Рубин засмеялся, польщенный. Неважно, подумал он, уже можно, ему уже можно прочитать и этот.

— Еще вспомнил, — сказал он. — «Случайно встретившись в аду с отпетой шлюхой, мной воспетой, вернусь я на сковороду уже, возможно, с сигаретой».

— Слушай, Илья, — спросила Наташа (значит, ничего, что прочитал), — ты ведь прекрасный семьянин, У тебя дома все в порядке, как ты пишешь такие пакости? Такой преданный муж.

— Оттого как раз, наверное, и пишу, — пожал плечами Рубин.

— А я по той же причине не пишу, -сказал Кунин.

— По противоположной, — поправила Наташа.

— Ну да, — охотно согласился Кунин, — по противоположной. Но я тоже порядочный. Просто я любил семейную жизнь и от этого все время женился. Я не виноват, что очередные гастроли эту жизнь прерывали. Я недавно видел сон, Илья, удивительный, очень литературно-философский, если хочешь. Будто я уже на небе нахожусь, и ты мне не поверишь, но в раю.

Наташа громко и нервно засмеялась. Кунин укоризненно глянул на нее. Поставлю чай, виновато прошептала Наташа и вышла. Кунин продолжал, и его живое лицо было совершенно безоблачным.

  105