Последние отзывы

  59  

Стивен:

— Даром что и не сердце, а прах…

Сара:

— Прах мой это услышит, забьется…

Подошли Билл и Молли. Теперь на Стивена и Сару смотрели четверо. Билл выглядел школьником-хулиганом, и как школьник на уроке он проворчал неохотно:

— Теннисон.

— Разумеется, Теннисон, — подтвердил Стивен. — Хоть сто лет пролежит в мертвецах…

Билл уставился на Сару и включился:

— Все равно затрепещет, очнется

И распустится в алых цветах^[6].

— Изумительная, чудесная ахинея, — сказала Сара сквозь смех. Билл подарил ей чарующую улыбку, показывающую, что он знает причины ее неестественной веселости и ей от души сочувствует.

Бенджамин рассудительно заметил:

— Полагаю, ахинея это или нет, зависит от того, влюблен ты или нет.

— Четкий банковский баланс, — кивнул Стивен и пристально посмотрел на Молли. Та покраснела, засмеялась и отвернулась. — Время ушло, а куда — мы не знаем.

— Нет, мой милый, ни к чему; ни к чему, мой милый, — посерьезнев, выдала Сара.

Бенджамин взял Сару под руку.

— Сара, ваш сообщник Жан-Пьер уговорил меня пропустить сегодняшнюю репетицию. Он любезно предложил показать мне шато несостоявшихся родственников Жюли. Замок этого недостойного молодого человека, бросившего ее.

— Замок Ростанов? Прелестное местечко. И это означает, что вы сегодня не улетаете?

Бенджамин явно колебался. Ее насмешливо-командный тон, а пуще всего захватившая весь город музыка, стенавшая о любви, склоняли его к умиротворенности, к согласию.

— Да, остаюсь на генеральную репетицию в костюмах. Вы ведь этого добивались?

— Этого я и добивалась. — Сара торжествующе рассмеялась ему в лицо, сознавая, что ведет себя неприлично, недостойно, по-детски. В этот момент она полностью забыла о Билле, смотревшем на нее с восхищением. Ему явно нравилось, как ловко она дергала завязочки этого денежного мешка.

Стивен и Сара направились дальше, а остальные повернулись им вслед, прислушиваясь к продолжению цитатной перепалки.

— Хороша любовь в меру, нехороша неумеренная.

— Бог знает. Кто?

— Плавт.

— Плавт!

— Я получил фундаментальное образование, Сара.

— Туда, где дивно так русалки хохотали,

Но для меня споют они едва ли^[7].

— Но для меня они поют, Сара, в том-то и дело.

Они дошли до улочки, на которой находился музей. Дома и здесь разных оттенков бледности, когда-то темно-бурые ставни выцвели до цвета какао со сливками. Черепица вздымающихся волнами кровель такая же, какой крыли крыши в Древнем Риме, цвета местной почвы: ржавого, бычьей крови и мрачно-оранжевого. На фасадах вспышки балконов, перегруженных горшками с пеларгонией, жасмином и олеандром, под ними, с одной стороны улицы, выстроились в ряд цветочные горшки разной формы и размера. Похоже, что рю Жюли Вэрон основательно подготовилась к посвященному ее памяти фестивалю.

Музей открыли в прошлом году, занимает он дом, в котором, как полагают, Жюли давала уроки. Нельзя сказать, что дом отличается от соседних. Они увидели, что чья-то рука повернула табличку за дверным стеклом стороной с надписью «ОТКРЫТО» наружу. Остальные, очевидно, вернулись, обнаружив музей закрытым. Дверь большая, стеклянная в стальной раме, вмонтирована в толстенную стену старого дома, ведет в обширное помещение первого этажа. В десятке стеклянных витрин демонстрируются тщательно отобранные и систематизированные экспонаты. В одной — художественные кисти, мелки, угольки, незавершенные наброски, метроном, ноты. В другой — желтый шелковый платок, заношенные перчатки из черной ткани. Перчатки как будто лишь недавно соскользнули с маленьких ручек Жюли. Сара услышала, как Стивен украдкой вздохнул. Она покосилась на спутника — мертвенно — бледен Стивен. Перчатки для него живы, дышат Жюли, ее бедностью, ее смелостью, стремлением приспособиться к жизни. Экспонируются ее дневники, письма — главным образом, посвященные переписке нот или позированию для портретов. Писем к матери не сохранилось. Возможно, они сгорели в пылающей лаве вулкана Пеле. Ни одного письма, адресованного Реми, хотя эти письма, скорее всего, сохранились. Письма от Поля и от Реми собраны стопками, готовы к тому, чтобы ими занялись биографы. Письма Поля длинные, отчаянные, затуманенные любовью; письма Реми длинные, ясные и продуманные, но страстные. Филипп, похоже, писем не писал. К чему, ведь они виделись почти ежедневно.

  59