Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
31 
Мы повернули на восток, вышли на Лексингтон авеню, пересекли ее и направились к Третьей авеню. Мы двигались очень медленно, иначе с мистером Берманом нельзя. Он шел слегка раскачиваясь.
— Я скажу тебе свое любимое число, но ты попробуй сначала догадаться, — сказал он.
— Я не знаю, мистер Берман, — ответил я. — Не могу догадаться. Может, это число, из которого вы умеете сделать все остальные?
— Неплохо, — сказал он, — только для этого сгодится любое число. Нет, мое любимое число — десять, и знаешь почему? Оно имеет в себе равное число четных и нечетных чисел. Оно содержит единицу и отсутствие единицы, которое ошибочно называют нулем. Оно содержит первое четное и первое нечетное числа, а также первый квадрат. Первые четыре числа в сумме равны ему самому. Десять — это мое счастливое число. У тебя есть счастливое число?
Я покачал головой.
— Подумай о десяти, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты поехал домой. — Он вынул пачку денег из кармана. — Вот твоя плата за работу, двенадцать долларов плюс восемь долларов выходного пособия, поскольку ты уволен. — Прежде чем я успел ответить, он продолжал: — И вот двадцать долларов просто так, потому что ты умеешь читать названия итальянских ресторанов на спичечных коробках. Бери, это твои деньги.
Я взял деньги, свернул их и положил в карман.
— Спасибо.
— А теперь, — сказал он, — возьми еще пятьдесят долларов, пять десяток, но это мои деньги. Ты понимаешь, как я могу отдать деньги, которые все равно остаются моими?
— Вы хотите, чтобы я купил вам что-нибудь?
— Верно. Вот мои пожелания: я хочу, чтобы ты купил мне для себя пару новых брюк или две пары, и красивый пиджак, и рубашку, и галстук, и пару ботинок со шнурками. Ты только взгляни на свои кеды. Я каждое утро со стыдом смотрел, как помощник официанта в шикарном Эмбасси-клубе ходит по залу в баскетбольных кедах без шнурков и с вывалившимся язычком, да еще и палец из дырки торчит. Тебе повезло, что большинство людей не смотрит на ноги. Я, правда, такое замечаю. Я хочу также, чтобы ты постригся, хватит разгуливать, словно Иш Кабибл в дождливый вечер. Купи себе чемодан и положи туда новое хорошее белье, носки и книжку для чтения. Купи настоящую книгу в книжном магазине — не журнал, не комикс, а настоящую книгу — и положи ее в чемодан. Кроме того, купи себе очки, вдруг придется книгу читать. Понял? Такие же, как у меня.
— Я не ношу очки, — сказал я. — У меня отличное зрение.
— Сходи в ломбард, у них есть очки с обычными стеклами. Делай так, как я велю, понял? И вот еще. Отдохни несколько дней. Не переживай, постарайся расслабиться. Пока еще есть время. Когда потребуешься, мы пришлем за тобой.
Теперь мы стояли у подножия лестницы, ведущей к Третьей авеню под надземкой. Летний день обещал жару. В уме я пересчитал деньги в своем кармане, получилось девяносто долларов. В этот момент мистер Берман протянул еще десять.
— И купи что-нибудь для своей матери, — сказал он. Последние его слова звучали в моем мозгу всю дорогу, пока я ехал домой на поезде.
Глава седьмая
Поезд до Бронкса в этот утренний час был пуст, в вагоне я был один и всю дорогу смотрел в проносящиеся мимо окна домов, выхватывая из потока виды квартир, белую эмалированную кровать у стены, круглый дубовый стол с открытой бутылкой молока и тарелкой, настольную лампу с абажуром в складку, прикрытым целлофаном, и все еще горящей лампочкой над заваленным вещами зеленым стулом. Люди смотрели на проходящий поезд, облокотившись на подоконник, словно поезда и не проносились здесь каждые пять-десять минут. Каково жить в постоянном грохоте и при вибрации, от которой со стен валится штукатурка? Эти безумные женщины вешают белье на веревки, протянутые между окнами, а ящики в их шкафах дрожат от проходящих поездов. Раньше мне никогда не приходило в голову, что все в Нью-Йорке ужасно скученно, одно на другом, даже железнодорожные пути и те — над улицами, будто квартиры в многоэтажном доме, и под улицами тоже есть рельсовые дороги. Все в Нью-Йорке располагалось на разных уровнях, город был скалой, а со скалой можно делать все что угодно: строить на ней небоскребы, долбить в ней туннели метро, втыкать в нее стальные балки и строить железные дороги, проходящие прямо через квартиры людей.
Я сидел, держа руки в карманах брюк. Разделив деньги пополам, я сжимал в каждой руке по пачке. Возвращение в Бронкс оказалось долгим. Сколько же времени меня не было? Я не знал, я чувствовал себя американским пехотинцем, который едет в отпуск из Франции, где он прослужил целый год. Я вышел на одну остановку раньше и один квартал в западном направлении до Батгейт авеню прошагал пешком. Это была торговая улица, сюда приходили за покупками. Я шел по людным тротуарам мимо тележек, поставленных на обочине, и распахнутых киосков, оборудованных прямо в квартирах; торговцы конкурировали друг с другом одним и тем же товаром: апельсинами, яблоками, мандаринами, персиками и сливами по одной и той же цене — восемь центов за фунт, десять центов за фунт, пять центов за штуку, три штуки на десять центов. Цены писали на бумажных пакетах, которые висели, как флаги, на древках над каждым прилавком с фруктами или овощами. Мало того, продавцы еще и выкрикивали свои цены. Они кричали: миссис, смотри, у меня самые лучшие, попробуй эти грейпфруты, свежие персики прямо из Джорджии. Они ворковали, они ласково упрашивали, им отвечали хозяйки. В этой невинной, суетливой и слегка вороватой жизни я чувствовал себя привычно. Тут громко разговаривали, гудели грузовики, мальчишки перебегали с тротуара на тротуар, над головами прохожих на ступенях пожарных лестниц сидели неработающие мужчины в майках и читали газеты. Аристократы торгового ремесла имели настоящие магазины, в которые ты мог войти и купить неощипанных цыплят, или свежую рыбу, или бифштекс из вырезки, или молоко, масло и сыр, или семгу и копченую белую рыбу, или маринованные огурцы. Перед армейскими магазинами на перекладинах под тентами висели на вешалках костюмы, а на полках, вывезенных на тротуар, лежали женские платья; на Батгейт авеню торговали и одеждой, здесь за пять, семь или двенадцать долларов можно было купить две пары брюк с пиджаком. Мне было пятнадцать лет, у меня в карманах лежало сто долларов. Я наверняка знал, что в тот момент я был самым богатым человеком на Батгейт авеню.
31 
