29 
— О-о, йес! — просиял господин Ван-дер-Мюльде. — Понимаешь! Да-да! Шнапс! Очень ка-ра-шо!
Фу ты, господи! Все становилось на место: повторялся токийский вариант. Гангстеры везде были гангстерами, а толстый бумажник — толстым бумажником.
Они отправились в хитрый валютный магазин с навечно заколоченными парадными дверьми. Лёва, однако, знал способ проникновения внутрь. Он позвонил с черною хода, подмигнул впустившей их девушке: «Рябчика заграничного привели, Мусик, "Белой лошалью" интересуется. Есть?»
— Да хоть залейся. — дернула плечом Мусик. Господин Ван-дер-Мюльде торжественно приобрел бутылку виски.
Лёва приотстал и, пошептавшись с продавщицей, унес еще две. Его учетверенный рубль и здесь срабатывал безотказно, не хуже тщеславного доллара.
В мастерской у Шубейкина господин Ван-дер-Мюльде, индя, как Лёва бесстрашно льет в мутные стаканы виски, забеспокоился было, начал объяснять, что так нельзя, опасно, следует этот напиток обязательно разбавить. «Жжюче! — пугающе говорил он, теребя себя за кадык. — Здесь… жжюче! — и тыкал пальцем в стаканы. — Лёда! Лёда!»
— Да ни хрена с тобой не будет — так стрескаешь! — успокоил его Кускис, разламывая на три части черствый батон. — Нету у старика холодильника, не завел еще. Жжюче. жжюче… напугал. Видали мы твою белую клячу! Верно, Витек?
Шубейкин, не употреблявший ничего крепче кефира, лишь поднял вверх светлые брови.
Господин Ван-дер-Мюльде, выпив неразбавленный виски, нашел, что это не так уж страшно. Более того: после второй порции, последовавшей стремительно вслед за первой, он обнаружил внезапное просветляющее действие напитка. Ему показалось, что он вполне понимает язык своих собеседников. Вернее, наоборот: что они его достаточно хорошо понимают. Во всяком случае, соединенными усилиями им удалось, наконец-то, установить кто есть кто: господин Ван-дер-Мюльде не есть шпион, он независимый бизнесмен: Лёва не гангстер, он тоже… независимый… ну, бизнесмен не бизнесмен, а — как бы это? — деловой человек, предприниматель — о! (тут они, чокнувшись по-русски, выпили в третий раз); Шубейкин — не лаццарони, нет! («У меня даже не берет!» — бил себя в тугую грудь Лёва.) Дальше, правда, возникла заминка: труднее оказалось объяснить господину Ван-дер-Мюльде суть и, так сказать, движущий пафос Витиного эксперимента.
— Из принципа он, понял?! — шумно втолковывал Лёва. — Чтобы доказать всем! Ну, как у вас там один дух по канату над Ниагарой прошел — помнишь?
— Лев, по-моему, он все-таки не американец, — подсказал Шубейкин.
— Да какая разница, — отмахнулся Кускис. — Короче, из спортивного интереса. Во! — сейчас врубишься: спорт! Усек? Дас ист спортсмен!
Господин Ван-дер-Мюльде усек. Господин Ван-дер-Мюльде горячо потряс Вите руку. Спортсменов он уважал. Элкьяер! Марадона! Десять тысяч фунтов стерлингов за один выход на поле. Спорт — тоже бизнес. Хороший бизнес!
Он закивал. Уважительным взглядом окинул Витину мастерскую: вери гуд! Ка-ра-шо!
Посмотреть у Шубейкина было на что. Сам-то он полагал, что главное его богатство — картины, плотно, одна к одной, развешанные по стенам. Но господин Ван-дер-Мюльде другое ценил в этой жизни. Больше всего восхнтила его могучая четырехспальная кровать под балдахином, в стиле ретро. О, это было достойное сооружение! Он даже почтительно поаплодировал кровати: колоссально! И так же почтительно поинтересовался: сколько? Сколько может стоить здесь это чудо архитектуры?
Витя поскреб в затылке:
— Затрудняюсь вам ответить точно, — сказал он. — Видите ли, промышленность давно такие не выпускает, если только в комиссионке… Мне-то лично вот эта обошлась в бутылку.
Да, за громоздкие предметы, за мебель и утварь, Вите Шубейкину приходилось иногда платить. Скажем, хорошие летние туфли или зимние ботинки можно было свободно выудить из мусорного контейнера. Или раздобыть другим способом, более «галантерейным», которым преимущественно и пользовался Витя Шубейкин. Он, когда догоняла нужда (запасов Шубейкин не создавал), просто прогуливался возле обувных магазинов, подкарауливал какого-нибудь переобувшегося гусара или почерневшего внезапную аварию командированного. Такая обувь, с ноги, оказывалась, как правило, мало ношенной, хотя нуждалась иногда в мелком ремонте, особенно — брошенная людьми командированными, заезжими. Но Шубейкина это не смущало: он освоил искусство холодного сапожника и на починку не тратился.
29 
